Андрей Шляхов - Петр Чайковский. Бумажная любовь
— Здесь очень красиво. Прямо дух захватывает.
— Вы, конечно же, знаете, что сама Надежда Филаретовна живет в полуверсте отсюда, во дворце Оппенгейма.
— Да, разумеется, она писала об этом.
— Нынче во Флоренции тихо, поскольку король и королева уехали, даже, я сказал бы — немного скучно. Знаете же этих итальянцев с их обычаем давать одну и ту же оперу целый месяц подряд.
— Невыносимый обычай, — подтвердил Петр Ильич.
Он был рад тому, что из двух, предложенных любезной Надеждой Филаретовной, резиденций, выбрал загородную. Выбирать ему пришлось заочно. «Обе резиденции, в городе и за городом, имеют свои pour et contre.[6] В городе, конечно, веселее, оживленнее, но прогулки здесь приятнее, виды красивее, и во многих отношениях обе стороны имеют свои преимущества и недостатки, и Вам решить, милый друг мой, что Вы предпочитаете, и я прошу Вас известить меня об этом письмом или телеграммою из Волочиска, с таким расчетом времени, чтобы я имела дня два до Вашего приезда сюда».
— Хозяину велено не беспокоить вас, Петр Ильич, а со всеми вопросами обращаться к Надежде Филаретовне.
На первом этаже виллы Бончиани, расположенной на виале деи Колли, был летний ресторан, который в это время года не работал. Второй этаж был предоставлен в его распоряжение. Разумеется, с заранее абонированным и настроенным роялем, стоявшим в одной из комнат.
Лучшего нельзя было и пожелать. Разве мог сравниться с этим великолепием номер в отеле, пусть даже очень комфортабельный номер в очень хорошем отеле!
«Я решительно не приберу выражений, милый друг мой, чтобы выразить Вам мое полное очарование от всего, что меня здесь окружает. Нельзя себе представить более идеальных условий для жизни. Вчера я долго не мог заснуть и бродил по своему прелестному помещению, наслаждаясь чудной тишиной, мыслью, что под ногами у меня симпатичный город Флоренция, наконец, сознанием того, что я вблизи от Вас. Сегодня утром, когда я открыл ставни, очарование еще удвоилось. Я так люблю своеобразную характерность флорентийских окрестностей! Что касается самой квартиры, то она имеет лишь тот недостаток, что слишком хороша, слишком удобна и поместительна. Боюсь избаловаться. Одно из самых драгоценных свойств квартиры это то, что у меня огромный балкон, по которому ничто не мешает мне гулять и наслаждаться чистым воздухом, не выходя, так сказать, от себя. Для меня, страстного любителя чистого воздуха, это имеет капитальное значение».
— Владислав Альбертович! Не откажитесь отужинать со мной сегодня, — попросил Чайковский. — Я еще не полностью свыкся с мыслью о том, что я уже в Европе. Хочется, знаете ли, подробно узнать здешние музыкальные новости, да не из газет (тут он поморщился, вспомнив, сколько плохих минут доставили ему газеты), а от заслуживающего доверия и приятного в общении человека.
— С удовольствием, — ответил польщенный комплиментом Пахульский, премило краснея ушами.
И за все время ужина не задал ни одного вопроса о Москве, о Петербурге, о консерватории. Зато много рассказывал сам и обстоятельно отвечал на вопросы, время от времени вставляя в беседу очередной анекдот из жизни короля Гумберта Первого и его двора. Поистине — приятный в общении человек, иначе и не скажешь!
Ужинали здесь же — на вилле Бончиани. К чему ехать в город, если дома (вилла понравилась настолько, что уже стала домом) есть повар, нанятый Надеждой Филаретовной, и слуга, нанятый ею же, превосходно справлявшийся с обязанностями официанта?
За чаем (Надежда Филаретовна была так внимательна, что послала ему московского чаю из своих дорожных запасов) разговор перешел на самого Пахульского.
— Не откажите в любезности, Петр Ильич, — прямо- таки взмолился Владислав Альбертович. — Я, признаюсь вам, недавно начал увлекаться сочинительством, и мне так хочется сыграть вам несколько моих опусов…
— Хочется — играйте, — улыбнулся Чайковский.
Перешли к инструменту. Слуга по кивку Петра Ильича начал убирать со стола. Графин с коньяком и рюмки, на которые хозяин указал рукой, были оставлены.
Вначале Пахульский по памяти сыграл марш.
Марш был весьма недурен, для первого опыта даже очень, но форма… форма оставляла желать лучшего. Дождавшись пока Пахульский кончит игру, Петр Ильич попросил его поменяться местами и проиграл марш так, каким он сам хотел бы его слышать. Тоже по памяти — музыку он всегда схватывал на лету.
— Сразу видно мастерство! — восхищенно выдохнул Пахульский. — И в представлении, и в исполнении! Я за вами, Петр Ильич, даже повторить не смогу!
— В этом-то и дело, — поднялся из-за инструмента Чайковский. — Композитор прежде всего должен быть хорошим пианистом. Вам, Владислав Альбертович, необходимо приобрести должную фортепианную технику. Вы должны свободно разбирать и играть всякую музыку, разве что за исключением виртуозно-концертной. Играйте, как можно больше, играйте и добивайтесь техники.
Сказал и напрягся внутри — вдруг Владислав Альбертович обидится. Не хотелось бы…
Владислав Альбертович и не подумал обижаться. Наоборот — поблагодарил за совет, после чего вновь уселся за инструмент и исполнил две пьесы собственного сочинения. Композитор из него обещал получиться хороший, хотя бы потому, что он понимал, что красота в музыке состоит не в нагромождении эффектов и гармонических курьезов, а в простоте и естественности. И огонек в нем чувствовался, хоть и слабенький.
— Вам сколько лет, Владислав Альбертович?
— Двадцать один, — смутился тот.
— Полно смущаться, — Петр Ильич ободряюще похлопал его по плечу. — Молодость — это недостаток, который быстро проходит… Разрешите дать Вам совет?
— Почту за честь, — Пахульский смутился пуще прежнего. Верно решил, что сейчас ему посоветуют играть на скрипке и не лезть в высокие сферы сочинительства.
«А уши-то пылают, как рубины!» — восхитился Петр Ильич. Пахульский немного напоминал ему племянника Володю.
— Отбросьте прочь неуверенность, неверие в свои силы! Эта черта сгубила не одного подающего надежды композитора… (Чуть не сорвалось с языка имя Сережи Танеева.) Пишите музыку, играйте музыку, слушайте музыку, но… Сейчас мы с вами, Владислав Альбертович, выпьем по рюмочке за ваше будущее, и я открою вам один секрет!
Вместо одной рюмочки пришлось выпить две — донельзя взволнованный Пахульский провозгласил в ответ тост «за лучшего из отечественных композиторов». От доброго слова на душе стало еще приятней.
— Так вот, Владислав Альбертович, вам мой секрет, — вернулся к делу Чайковский. — Не сочиняйте музыку, а высказывайтесь посредством музыки! Выражайте свои чувства, свои мысли, свои желания через музыку. По моему мнению — это единственный ключ к успеху! У вас есть внутренняя потребность музыки, я чувствую это. Дайте же ей проявиться!
