Пенелопа Уильямсон - Сердце Запада
Ханна увидела, как в город прибыли на повозке Гас Маккуин с женой. Платье миссис Гас Маккуин походило на такие, в каких в гроб кладут. Респектабельный наряд выходного дня: дорогой серый сатин самого высокого качества, драпировки, шлейф и отделка бордовым фаем[11]. Чтобы разгладить столько складок на юбке, требуется раскаленный утюг и много часов кропотливой работы. Новоиспеченная жена хозяина ранчо зашла в лавку Сэма Ву и когда приподняла шлейф платья, Ханна заметила украшенные пуговицами изящные ботиночки из козьей кожи, а посмотрев выше, отметила сидящую под идеальным углом простую черную фетровую шляпку.
Миссис Маккуин держалась так, будто к позвоночнику привязана каминная кочерга, и одновременно источала достоинство, которому Ханна Йорк так страстно желала подражать.
Спустя несколько минут миссис Маккуин вышла из лавки с тяжелым ящиком, заполненным банками с голубыми ярлыками… Консервированное молоко? Ханна опустила ноги на пол, чтобы перестать раскачиваться, и выпрямилась. Она наблюдала, как жена Гаса покинула город и пошла через кладбище в сторону моста и лагеря метисов на другом берегу реки. Только сумасшедшая решилась бы отправиться в гнездо беззаконных дикарей в одиночку, вооружившись лишь молочными консервами.
Когда Джо Гордый Медведь галопом выехал из-за деревьев, Ханна вскочила на ноги, и с ее губ чуть не сорвался предупредительный крик, но ей удалось вовремя остановиться. Она не такая дура, чтобы в это ввязываться. Кроме того, миссис Маккуин заслужила суровое наказание за свою глупость.
Тем не менее, когда Ханна увидела, что целая и невредимая миссис Маккуин шагает обратно, с достоинством шлепая изящными ботиночками по грязи, из груди вырвался вздох облегчения. Пройдя через кладбище, чужачка остановилась и долго не трогалась с места. Затем вытащила из кармана платок и потерла лиф платья. Покончив с этим, миссис Маккуин скомкала белую ткань и отшвырнула прочь, будто та была осквернена. Затем тщательно заправила выбившиеся светлые пряди под шляпку и медленной величавой походкой двинулась назад к городу.
Ханна словно в забытье пошла и встала за своими воротами на покрытую грязью доску, ожидая, когда настоящая леди, жена Гаса Маккуина, пройдет мимо нее. Она давным-давно узнала и приняла цену, которую заплатила, чтобы быть такой как сейчас, жить своей жизнью.
Ханна с вызовом приподняла подбородок, подготовившись к тому, что миссис Маккуин в ужасе подхватит юбки и скоренько удалится, столкнувшись лицом к лицу с отъявленной грешницей Ханной Йорк.
– Добрый день, миссис Маккуин.
– Миссис Йорк, – вежливо улыбнулась Клементина.
– Я видела, что вы только что сделали, – сказала Ханна, и уголки её губ дрогнули в несмелой ответной улыбке. – Это было очень мило с вашей стороны.
Идеальные светлые брови собеседницы сошлись над переносицей.
– Я пришла слишком поздно. Ребенок умер.
Именно в эту секунду снова задул ветер. Яростный порыв согнул верхушки деревьев и налетел на женщин, затеребив поля шляпки миссис Маккуин. Она прижала шляпку к голове, отчего рукав задрался, обнажая хрупкое запястье и бледную гладкую кожу, похожую на взбитые сливки.
– Вам лучше держаться подальше от Джо Гордого Медведя, – посоветовала Ханна. – У него крайняя форма ненависти ко всему белому.
– Говорят, они с отцом крадут скот.
Ханна пожала плечами. Маккуин и Рафферти продавали большую часть своего скота правительству, которое в свою очередь должно было распределять его в качестве мясного пайка по индейским резервациям. Но не было тайной, что из закупленного правительством мяса в желудки оголодавших краснокожих попадает от силы треть. Скотоводы получали плату, правительство – свою долю, а индейцы – оставшуюся треть, скудные на урожай земли и запрет на охоту. Несправедливо, но такова жизнь.
Под тенью шляпки миссис Маккуин все смотрела на лагерь за рекой. У нее были странные глаза, серо-зеленые, как море с тенью глубоких подводных течений.
– Прямо сейчас на извозчичьем дворе проходит собрание, – сказала она. – Мужчины хотят повесить того юношу… Повесить их всех, если поймают на горячем.
«И твой Гас пойдет в первых рядах», – подумала Ханна, но промолчала. Ей не было никакого дела до того, что случится с индейцами. И жене Гаса Маккуина тоже должно быть все равно. Но с другой стороны, предположила Ханна, настоящие леди вроде миссис Маккуин могут позволить себе быть милыми и добросердечными.
– Джо Гордый Медведь знает, чем рискует. Если человек стремится утонуть, то найдет способ это сделать даже в пустыне.
– Но что тогда будут делать его жена и ее дитя? Она так молода, сама ещё ребенок.
– Не беспокойтесь об этой скво. Она закаленнее, чем кажется, и, бьюсь об заклад, вряд ли намного моложе вас… Вам лучше идти куда шли, миссис Маккуин. Радужные Ключи, может, и город отбросов общества, но и здесь, тем не менее, есть свои правила. Лучше чтоб никто не видел, что вы разговариваете с такой как я.
– Я буду разговаривать с кем пожелаю, – насупилась Клементина. И хотя ее слова были ребячливыми и наивными, бунтарка с недетским упрямством вздернула подбородок, удивив Ханну. Владелица салуна взглянула на жену Гаса Маккуина по-новому, задаваясь вопросом, не ошибочно ли ее сложившееся мнение о новоприбывшей.
– Хочу спросить, миссис Йорк… – Клементина замолчала, набрала в грудь воздуха и начала по новой. – Не позволите ли вы когда-нибудь, если это, конечно, не причинит слишком много неудобств… Вы разрешите мне вас сфотографировать?
Ханна выпрямилась и настороженно взглянула на жену Гаса Маккуина.
– Зачем это вам?
– У вас интересное лицо. – Изумительная улыбка просияла и исчезла. – Хорошего дня, миссис Йорк. Было приятно побеседовать с вами. Возможно, скоро мы снова сможем встретиться и поговорить.
Оторопевшая Ханна смогла лишь кивнуть. Миссис Маккуин подобрала шлейф и зашагала по дощатой дорожке. Тихо шуршали сатиновые юбки и постукивали каблучки – и смотреть не надо, чтобы угадать: мимо идет леди.
Клементина сделала несколько шагов и внезапно развернулась, двигаясь спиной вперед и удерживая шляпу при очередном порыве ветра.
– Вам нравится новое пианино? – спросила она, перекрикивая шелест осин на ветру.
Ханна сглотнула, будто пыталась проглотить булыжник.
– Я еще не нашла человека, знающего, как с ним обращаться. Шило, прислуживающий в баре, умеет играть только на скрипке.
– Мой отец считал, что музыка, танцы и пение ослабляют дух и ведут к мирской суете и греху. Я бы с радостью как-нибудь послушала чью-то игру на вашем пианино. О, с превеликой радостью.
