Анастасия Дробина - Сердце дикарки
– Послушай-ка, приятель… – В голосе Навроцкого сильнее обозначился польский акцент: он начинал выходить из себя. – Ты здесь откуда? Сюда легко войти, дверь не заперта, а вот выйти… Матка боска,[25] у тебя могут быть неприятности!
– Как бы я тебе неприятностев не налепил, – как можно спокойнее сказал Илья, хотя у него уже тряслись все поджилки. Он не сомневался, что справится с Навроцким, но вот со всей его шайкой…
– Прошу по-доброму: уходи! – вполголоса сказал Навроцкий, и Илья понял, что это последнее предупреждение.
– Илья, оставь, ступай… Это мои заботы, – дрожащим голосом вмешался мальчик.
– Пан говорит дело, – усмехнулся Навроцкий.
Краем глаза Илья заметил, что их уже обступили. А посему не стал терять времени и молча «закатал» Навроцкому в челюсть. Тот кубарем отлетел к стене, вскочил с перекошенным лицом, кинулся на обидчика. Илья чудом успел перевернуть стол, карты и деньги посыпались на пол, диким голосом взвыл сбитый им походя с ног оборванец, но на Илью уже навалились трое. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы с места, отбросив носок, не вскочила толстая баба, про которую Илья совсем забыл. В тусклом свете лампы он увидел широкое курносое лицо.
– Молча-а-ать! – гаркнула вдруг она хорошо поставленным голосом пристава.
К изумлению Ильи, оборванцы, державшие его, тут же вскочили на ноги и чуть ли не вытянулись, как рекруты на плацу. Баба, кряхтя, нагнулась за своей жестяной кружкой. Деловито сказала: «Рвите когти, зеленые ноги» – и запустила кружкой в лампу. Раздался звон, стало темно, послышались вопли и проклятия. Илья на ощупь подобрал с пола несколько ассигнаций, схватил за руку молодого князя и рванулся к двери. У выхода их попытались схватить, но тут уже и Львов пришел в себя и дал нападавшему сдачи. Тот завыл, дверь распахнулась – и Илья с князем вылетели на залитый солнцем Цветной бульвар…
– Илья, я не могу больше! – взмолился юноша уже на Трубной площади.
Илья остановился, перевел дыхание. Оглянувшись назад, с облегчением понял: не догонят. Да и вокруг уже было полно народу, на углу прохаживался потный городовой, у тротуара толпились извозчики.
– У тебя кровь… – испуганно сказал молодой князь.
– Где?
Илья провел ладонью по лицу, поморщился, нащупав ссадину, кисло подумал, что сегодня вечером ему с хором точно не выйти. Не замазываться же тестом с кирпичной пылью, как Кузьме. Кузьма… Так и не нашелся, паршивец. Только зря из-за него в чужую заваруху влез.
– Совести в вас нету, Михаил Иванович, – сердито сказал Илья. – Ну за каким чертом вас в эту дыру потащило?
– Видишь ли, я и не думал, что там такой вертеп, – виновато сказал Львов. – С виду Навроцкий – порядочный человек, дворянин… Мне и в голову ничего дурного не могло прийти!
– А играть как вам в голову пришло? Ваше дело – в ниверситете книжки разные читать, а не в карты дуться. Ваша мамаша, поди, трижды в гробу перевернулась, на вас глядя! Воля же вашему батюшке держать вас так свободно. Да если б мой Гришка в такое вляпался – из-под кнута бы у меня не встал!
Юноша поежился. Помолчав, спросил:
– Скажи, а верно, что отец приехал? – Илья недоумевающе взглянул на него, и Львов, покраснев, пояснил: – Я ведь уже неделю не был дома…
– Пороть вас некому, ваше сиятельство, – заметил на это Илья. Но, взглянув в смущенное лицо молодого человека, сжалился: – Да нет, нету Ивана Васильича. Из имения так и не возвращались. А вы бы ехали туда, к нему. Вам лучше в городе-то пока не показываться. Я этих жуликов знаю, лихой народ.
Услышав о том, что отца нет в Москве, молодой князь даже сумел улыбнуться.
– И то дело, Илья. Сегодня же и поеду, вот только зайду в университет…
– Деньги возьмите. – Илья вытащил из кармана смятые бумажки и сам удивился, как много их оказалось. Хватал-то вроде первое, что под руку сунулось, а вот поди ж ты – почти весь львовский капитал.
– Оставь себе, – решительно отказался Львов. – Ты рисковал жизнью из-за моей глупости.
Теперь пришел черед смутиться Илье.
– Ну, вот ерунда… Не разбрасывайтесь, ваша милость. Вам ведь и к папеньке нужно будет с чем-то ехать. И в ниверситете небось книжка какая понадобится…
– Нет! Не возьму! Позволь мне тебя отблагодарить! Возьми хотя бы это! – Львов силой засунул несколько ассигнаций в карман Илье. – А вот эти деньги передай, пожалуйста, Ирине Дмитриевне, я ей обещал.
– Ну, бог с вами. Спасибо. Смотрите уж, больше с мазуриками не вяжитесь.
Последнее «благодарю» молодой Львов выкрикнул уже из извозчичьей пролетки. Илья помахал вслед, подождал, пока экипаж скроется за углом, и лишь тогда вытащил навязанные князем ассигнации. Пересчитав их, повеселел, тут же решил, что Ирина Дмитриевна обойдется, и уже повернул было к пивной, когда сзади его окликнули:
– Э! Смоляков! Илья! Сто-о-ой!
Голос был женский, и Илья, от неожиданности едва не давший стрекача в переулок, остановился. Через площадь к нему, размахивая руками, неслась та самая толстая баба из суковского заведения.
– Илья! Ну, что ж такое! Кричу-кричу, а ты как оглох! – Подбежав, она с размаху ухватилась за его рукав, и на растерявшегося Илью весело взглянули желтые, круглые, наглые очи Катьки Пятаковой.
– Ты? – ахнул он.
– Слава тебе, святая пятница, – признал! – хмыкнула Катька. – А я вот тебя сразу узнала. Глазищи твои чертовы ни с чьими не спутаешь. Ну как живешь-поживаешь, дух нечистый? С побываньицем тебя!
Илья молчал, разглядывая Катьку. Бывшая горничная Баташевых была одета в коричневую набивную юбку и, несмотря на жару, длиннющий заплатанный шушун. Волосы скрывал нарядный шелковый платок. Катька сильно раздобрела и выглядела необыкновенно важной – особенно когда, чинно взяв Илью под руку, зашагала рядом с ним по Трубной.
– Давно ль в Москве, аспид?
– С Пасхи.
– А зачем, нам на радость, в заведение приехал?
– По делу.
– Живешь на старом месте? Жена с тобой? Детей много родил? Да будешь ты отвечать или нет?! – наконец лопнуло Катькино терпение. – Или я так и буду из тебя клещами тянуть? Может, ты теперь, антихристова морда, такую важность заимел, что со старой любовью зазорно словом перекинуться? Да, может, я об тебе все эти годы вздыхала, а?! Может, сохла?!
– Это ты-то сохла? – ухмыльнулся Илья, оглядывая внушительные Катькины формы. – А что ты сама-то у Сукова делала? Видит бог, если б не ты – пропал бы.
– Да если бы не я, ты бы еще черт знает когда пропал, – успокаиваясь, проворчала Катька. – А у Сукова… Али ты не слыхал, что я там хозяйка?
– Ты-ы-ы?!
– Ну, я. – Катька снова улыбнулась, уже без ехидства. – Я ведь, Илья, в своей жизни не потерялась. Когда ваша с Лизаветой Матвеевной история закончилась, я к купцам Григорьевым горничной прыгнула. Там замуж вышла за Фаимку-дворника. А когда он хозяев обокрал да на Хитровку нырнул, я за ним подалась. А на Хитровке, сам знаешь, честной мадамой не проживешь. Понемногу-полегоньку и мы с Фаимкой в люди выбились, свое заведение открыли.
