Барбара Картленд - Мгновения любви
Итак, Пьер добился его согласия.
Через три недели после представления Симонетты ко двору в Букингемском дворце они с Пьером должны были обвенчаться. Из Франции ожидались родственники из клана Монтрей, но, поскольку они были католиками, церемонию решили провести в скромной часовне в Фарингем-парке.
Когда-то ее освятил католический архиепископ. В те времена дом существовал как часть монастыря, принадлежавшего ордену цистерцианцев8. По особому разрешению Папы Римского было решено воспользоваться этой часовней, и кардинал римско-католической церкви прибыл из Лондона, чтобы совершить обряд венчания.
Пока шли все эти приготовления, Симонетта, как-то оставшись наедине с женихом, сказала:
— Я люблю тебя, дорогой. И я знаю, что мое решение будет приятно всем твоим родственникам, да и тебе тоже.
Поскольку мы собираемся пожениться, мне бы хотелось перейти в лоно твоей церкви.
Пьер недоверчиво посмотрел на девушку.
— Ты правда этого хочешь? — тихо спросил он.
— Мне кажется… как бы мы ни… называли себя… для тебя и для меня Бог един. Он заботился о нас с тобой все это время, он привел нас друг к другу и дал нам счастье.
— О да, Бог един. Но, дорогая моя, я глубоко тронут твоим решением принять католичество.
— Я хочу быть с тобой, верить вместе с тобой и молиться Богу подле тебя в твоей церкви.
Пьер, растроганный, прижал ее пальцы к губам и нежно-нежно поцеловал.
— Не могу выразить словами, какая же ты замечательная.
На церемонии венчания в часовне должны были присутствовать лишь самые близкие родственники, но гости на большой бал уже начали съезжаться.
Стояла великолепная солнечная погода, и многие из них прогуливались по саду, пили шампанское и ждали появления жениха и невесты.
Над огромным четырехъярусным свадебным тортом всю прошлую неделю колдовали повара, покрывая его сахарной глазурью и украшая.
В парке поставили огромный шатер, где собрались все работники усадьбы, фермеры-арендаторы, жители окрестных деревень. Для них приготовили пиво и сидр, жаркое из бычьего мяса, кабаньих голов и оленины.
Молодоженам предстояло выслушать множество речей, пожеланий, пожать сотни рук.
Но Симонетта думала только о том моменте, когда они с Пьером покинут Фарингем-парк и останутся вдвоем. Она знала, что на пути в Дувр они сделают остановку и проведут ночь в доме, который им предоставил один из родственников. Днем позже они пересекут Ла-Манш и окажутся во Франции. А дальше? Куда они отправятся дальше, Пьер Симонетте не сказал, но девушка предполагала, что туда, где царил особый свет, столь много значивший для них, — в Прованс!
Вряд ли Пьер повезет ее в Ле-Бо, там слишком многое напоминало о графе, но она чувствовала, что Пьер выбрал какое-нибудь местечко неподалеку.
Там они вместе смогут увидеть тот свет, который, как говорил Пьер, проникал в их сердца, освещал их души и стал отныне неотъемлемой частью их самих.
— Он удивительный! — шептала Симонетта, думая о любимом.
В дверь постучали. Значит, отец уже ждал ее, чтобы проводить в часовню.
— Иду-иду, — крикнула она и опустила вуаль.
Вуаль спереди доходила до талии, а сзади спускалась длинным шлейфом. В какой-то миг ей показалось, что она похожа на приведение или на бесплотный призрак, явившийся из иного мира, как подумал тогда в Храме любви Пьер. При воспоминании об этом на губах Симонетты заиграла улыбка.
Она взяла букет и направилась к двери.
Было тихо и темно. Симонетта откинула простыню и поднялась с кровати, закрытой шелковым пологом. Босиком она тихонько прошла по пушистому ковру и, отодвинув тяжелую бархатную портьеру, выглянула из окна.
Все вокруг посеребрил свет луны.
На другом берегу озера темнели деревья, отбрасывая глубокие темно-фиолетовые тени. Само озеро казалось расплавленным серебром, и в нем отражались звезды.
Она застыла у окна, пораженная этой красотой.
— Ма cherie, иди ко мне, — позвал ее Пьер.
— Я думала, ты спишь.
— Как я могу спать, если я думаю только о тебе?
Симонетта с улыбкой повернулась к нему. Ее силуэт четко вырисовывался на фоне освещенного луной окна, волосы светящимся ореолом окружали головку девушки, на лицо ложились блики лунного света. Под полупрозрачной тканью легкой ночной рубашки угадывалась стройная фигурка.
— Иди же сюда, — мягко попросил он.
— Нет, Пьер, подойди сюда, взгляни на этот лунный свет. Какая же красота! Совсем как тогда, в Ле-Бо. Помнишь, мы любовались лунным светом вдвоем?
Она снова повернулась к окну.
— Мне кажется, лунный свет навсегда останется символом чего-то очень дорогого для нас с тобой! Когда в тот день мы сидели под стеной замка, мне казалось, ты поднимаешь меня к звездам, — говорила она, словно обращаясь к себе самой. Пьер тихо подошел и встал рядом.
Он обнял ее, и Симонетта прильнула к нему, повторяя;
— Посмотри же, какая красота! Разве нет?
— Я смотрю только на тебя. Это и есть красота, какой я никогда не видел. Но ты моя жена, и я сгораю от ревности» когда твои мысли заняты не мной!
Симонетта рассмеялась.
— Ты бы возомнил о себе Бог знает что, если бы знал, как много я о тебе думаю. Мне просто не удается думать ни о чем другом.
— И все же ты непослушная! Я ведь звал тебя.
— Но мне хотелось полюбоваться лунным светом.
— Меня интересует не луна, а ты, моя обожаемая, волнующая кровь, юная Венера.
С этими словами он повернул Симонетту к себе, поцеловал в губы, затем подхватил на руки и понес к кровати.
Осторожно положив ее на постель, Пьер лег рядом и, прижимая девушку к себе, стал целовать ее глаза, щеки, маленький прямой носик… и замер, прижавшись к ее губам, Она теснее прильнула к нему, отзываясь на его ласки.
— О, Пьер… я… люблю… тебя! Я и не думала, что любовь… это такое непреодолимое чувство… такое могучее… и в то же время нежное… — шептала Симонетта.
— Тебе не страшно, милая моя?
— Неужели ты способен напугать меня? С тобой мне ничего не страшно. Пока я в твоих объятиях никто не… причинит мне зла.
— Надеюсь, так и будет!
— Так… есть!
Его руки ласкали ее тело.
— Я все еще боюсь, как тогда, когда впервые увидел тебя, что ты возьмешь и исчезнешь.
— А я так боялась… что ты… покинешь меня… И ведь ты пытался. Тогда… у меня в жизни только и остались бы… воспоминания о мгновениях… нашей с тобой любви…
Что-то в ее голосе сказало Пьеру, как сильно Симонетта страдала, осознав невозможность их дальнейших встреч. До сих пор та боль жила в ней как незаживающая рана.
Он крепко обнял жену и проговорил:
— Отныне все мгновения нашей любви слились в одно, моя любимая, сокровище мое! Наши встречи, которые, как нам тогда казалось, останутся лишь бесценным воспоминанием, теперь становятся частью нашей любви, нашей с тобой совместной жизни. Мы любим друг друга, и мы вместе!
