Виктория Холт - Подмененная
Впрочем, я тут же почувствовала вину за то, что посмела радоваться, в то время, как моя мама умерла.
Поэтому я обратилась к ней с маленькой молитвой: «Я помню о тебе и никогда не забуду. Но я счастлива, потому что удалось что-то сделать для этого ребенка».
В этот момент я почти ощутила присутствие мамы и понимание, и мне стало легче.
Приехал фокусник. Пока мы расставляли стулья для детей, я услышала, как Белинда сказала:
— Люси, а на тебе мое платье.
Люси с тревогой взглянула из оборочки, которыми она так гордилась.
— Я не разрешала тебе брать его. Оно мое.
Взяв Белинду за руку, я прошептала:
— Перестань говорить глупости. Я же объясняла тебе, что ты должна быть вежлива со своими гостями.
— Но она забрала мое платье. Оно мое.
— Это ее платье.
— Оно такое же, как мое.
— Ну-ка, потише, а то не увидишь фокусника.
Белинда высунула кончик языка Это был знак неповиновения и неуважения. Она уже делала так и раньше, за что получила выговор. Тогда она клялась, будто сама не знает, что вытворяет ее язык. Иногда у меня из-за нее просто опускались руки. Даже Ли, души в ней не чаявшая, признавала, что девочка «немножко беспокойная».
Собравшиеся затаили дыхание, когда фокусник занял свое место, и представление началось. Он сложил бумагу, порвал ее, а когда развернул, лист вновь оказался целым. Он подбросил в воздух множество шариков и сумел поймать их все. Он доставал из ушей куриные яйца, а из шляпы — кролика.
Дети были этим зачарованы. Мысль пригласить фокусника оказалась на редкость удачной.
Иногда ему нужна была помощь из публики: кто-то должен был подержать шляпу и удостовериться, что в ней ничего нет, или убедиться в том, что платок синий, перед тем как платок исчезал в кармане и вновь появлялся оттуда, но уже красным.
— А теперь, дети, пусть кто-нибудь…
Этим человеком всегда оказывалась Белинда. Если пытались вызваться другие, она отталкивала соперников, как будто напоминая всем о том, что здесь ее дом и уж если кто-нибудь и будет принимать участие в представлении, так это она.
Конечно, она была расторопна и сообразительна, но я предпочла бы, чтобы она позволила и другим разделить эту честь.
Был показан последний фокус. Артист начал собирать свои принадлежности, а Белинда, кружа возле него, стала забрасывать его вопросами.
Джекко похвастался, что тоже может сделать фокус, и даже предпринял попытку, но потерпел неудачу и был осыпан насмешками.
Настало время зажигать свечи. Дети восхищенно наблюдали за происходящим. Елка стала сказочно красивой.
Возле меня оказался Патрик:
— Хорошо у него получается, правда?
— Да, хотелось бы мне знать секреты некоторых фокусов.
— Вот уж в этом он меньше всего заинтересован.
Белинда осматривалась в поисках какого-нибудь занятия. Заметив стоявшую поблизости Люси, она сказала:
— На тебе мое платье.
— Оно мое, — с жаром возразила Люси. — Его подарила мне мисс Ребекка.
— Она не должна дарить чужие платья.
Я уже собиралась вмешаться, но тут Патрик сказал мне:
— Давай завтра покатаемся верхом.
— Конечно, с удовольствием, — ответила я.
Дженни принесла поднос с лимонадом для детей и поставила его возле елки. Люси тут же побежала к ней, вероятно, спасаясь от нападок Белинды. Белинда схватила с елки свечку и, размахивая ею, устремилась за Люси.
— Это мое платье! Это мое платье! Я колдунья.
Сейчас взмахну волшебной палочкой и превращу тебя в жабу. Это колдовство.
Все произошло почти мгновенно. Она коснулась — пламенем свечи оборок платья. Я оцепенела, увидев, как огонь охватывает юбку и поднимается вверх…
Люси превращалась в клубок пламени.
Раздались крики и визг, но прежде, чем кто-нибудь успел стронуться с места, возле ребенка оказалась Дженни. Она обхватила Люси и начала руками сбивать пламя, потом оттолкнула от себя ребенка… Люси лежала на полу, ее платье уже не горело, зато Дженни была охвачена огнем.
Все это заняло лишь несколько мгновений. Первым пришел в себя Патрик. Схватив коврик, он набросил его на Дженни, и через некоторое время ему удалось сбить пламя.
Дженни лежала перед нами, волосы на ее голове сгорели, кожа была страшно обожжена… она слабо стонала.
Бабушка закричала, призывая доктора Уилмингхема, но он уже оказался здесь и стоял на коленях возле Дженни.
Наступило всеобщее замешательство.
Люси была в шоковом состоянии, и доктор Уилмингхем переключил свое внимание на нее. Спасти Дженни было невозможно.
Она пожертвовала жизнью ради ребенка.
Так ужасно завершилось это незабываемое Рождество.
* * *Я с облегчением услышала, что Люси пострадала не столь сильно, как все опасались. Дженни так быстро бросилась сбивать пламя своим телом, что ребенок получил всего несколько поверхностных ожогов, с которыми доктор Уилмингхем рассчитывал быстро управиться.
Патрик Тоже обжег руки, но, к счастью, лишь слегка.
Белинду увела с собой Ли. Меня мучил вопрос: как это подействует на мою сестру? Понимает ли она, что стала причиной смерти одного человека и могла погубить другого?
С Белиндой необходимо было очень серьезно поговорить, но в данный момент мы были озабочены состоянием Люси. Я попросила, чтобы ее уложили в мою кровать, тогда я могла бы провести возле нее ночь. Я не знала, что мы скажем ей. Еще более важным был вопрос о том, как нам с ней поступить.
Сейчас она была глубоко потрясена и испытывала боль от ожогов. Я понимала, что в значительной степени ее успокаивает мое присутствие, и порадовалась тому, что догадалась положить ее в мою постель.
Этот день тянулся на удивление долго. Люси получила снотворное и, к моему удовлетворению, уснула.
Внизу у лестницы собрались бабушка с дедушкой, семья Патрика и Уилмингхемы. Джен и Мэрией решили, что лучше увезти детей домой Все остальные юные гости тоже покинули дом.
— Как это ужасно! — сказала бабушка, — Больше всего меня беспокоит девочка.
— Каким-то чудом она почти не пострадала физически, — сказал доктор Уилмингхем. — Причем только благодаря героизму этой женщины. Но ее нервная система, несомненно, перенесла потрясение. Придется понаблюдать за ней. Бедное дитя потеряло свою мать.
Не представляю, что же теперь будет.
— Вы имеете в виду, что будет с ней? — спросила бабушка.
— Мы обязаны позаботиться о ней, правда, бабушка?! — воскликнула я.
Она согласно закивала Головой.
— Бедная, бедная малышка! Она была так счастлива, когда смотрела на фокусника.
— А Белинда… — начала я.
