Тереза Медейрос - Черный рыцарь
Внутри Ровены все сжалось, она окончательно поняла, насколько сильно овладели ею чувства к Гарету, как буря налетевшие на нее. Надеясь, что ее никто не видит в этом радостном хаосе, она поднялась по лестнице наверх, волоча за собой меховую шкуру с постели Гарета.
Данла дважды стучала ей в дверь, затем приходила еще, позже. Каждый раз Ровена отвечала одно и то же:
— Уходи. Я больна.
Взрывы музыки и радостных криков доносились до ушей Ровены сквозь каменный пол. Она глубже зарывалась в свои меха, глядя в сгущающиеся сумерки. Снег прекратился, но ветер продолжал завывать.
Ровена и впрямь была больна. Презрение к самой себе было так остро, что ощущалось как физическая боль. Как могла она быть настолько глупа, чтобы попасть в плен пары мрачных темных глаз, развитых мускулов и грубоватой речи? Она ничем не лучше леди Алисы. Несколько раз она забывалась сном, но каждый раз пробуждалась от горячечного озноба со следами слез на щеках. Ей предстояло долго лелеять свою разбитую гордость. Гарет, несомненно, будет праздновать далеко за полночь, сначала в большом зале, а затем — в спальне леди Алисы.
Ровена даже не повернулась, когда дверь со скрипом отворилась.
— Прошу тебя, Данла, уходи, — сказала она сердито. — Я больна. Я не хочу есть.
— Неудивительно, что ты больна. Здесь даже нет огня.
Ровена перекатилась на другой бок и села. Ее волосы каскадами рассыпались по шкуре, которую она натянула до подбородка. Гарет стоял, прислонившись к закрытой двери.
Он протягивал ей что-то.
— Я принес тебе горячих пирожков. Яблочные. Твои любимые.
Ровена фыркнула.
— Я ничего не хочу.
Она снова легла, отвернувшись от него.
Наступила таинственная тишина, затем послышался стук поленьев, осторожно складываемых на решетку камина, затем — потрескивание огня, приносящее ощущение уюта, но не тепла в промерзшую комнату. Ровена ожидала стука закрывающейся двери, но его не последовало.
Она чуточку высунула нос. Гарет ходил перед камином, потирая замерзшие руки.
— Я никак не могу согреться.
Она смотрела с удивлением, как он снимает через голову свою тунику. Всплески смеха и голосов поднимались снизу вместе со звуками песни.
— Не подобает хозяину оставлять гостей на своем пиру.
Гарет пожал плечами.
— Мне надоели их тосты. Они так непостоянны. Накорми их жареным мясом, и они тут же забудут свои подозрительные взгляды и охотно будут поднимать кубки за тебя. Я пришел сюда, надеясь найти теплую постель. Но, боюсь, выбрал не то место.
Губы Ровены сжались, и она снова натянула мех себе на голову. Гарет подложил еще два коротких полешка в огонь, съел пирожок, из тех, что принес Ровене, и нырнул в кровать, натянув поверх себя все имеющиеся в его распоряжении шкуры.
Несмотря на рев огня в камине, холод в комнате не ослабевал. Ветер продолжал весело свистеть, радуясь темноте, снегу и собственной удали. Ставня тряслась от ветра, пропуская самые сильные порывы через узкие щели. Вскоре Ровена начала ощущать холод, исходящий от каменного пола под толстым слоем меховых шкур. Ее трясло. Она обхватила плечи руками, но это слабое тепло не приносило облегчения. Разве куча шкур могла сравниться с теплом девяти тел, свернувшихся под одним покрывалом? Здесь не было Маленького Фредди, к которому она могла прижаться.
Ровена перебралась к камину, таща за собой шкуры. Она пристроила их у основания очага и забралась под них, продолжая дрожать и в скудном тепле, исходившем от камина. Тени, пляшущие по стенам, создавали иллюзию тепла, еще более жестокую в своей обманчивости. Холод пронизывал ее до самых костей. Зубы ее начали стучать. Она поплотнее завернулась в шкуры и подобралась уже совсем вплотную к очагу, прижавшись щекой к теплым камням.
Ветер с треском распахнул ставни. Ровена вздрогнула, видя, как ледяной ветер, врываясь в спальню, несет с собой снег, накопившийся на подоконнике. Снег закружился по комнате сверкающим вихрем. Гарет вскочил и с проклятием закрыл окно. Повернувшись, он увидел Ровену, съежившуюся возле камина. Над темным мехом виднелись лишь ее глаза да густые золотистые волосы.
Он забрался обратно в постель.
— Как могу я заснуть, слыша этот дьявольский стук зубов? — проворчал он.
— Я смиренно умоляю о прощении, милорд, — выдавила Ровена сквозь сжатые зубы. — Вы можете отправить меня в комнату Марли, если я раздражаю вас, Я не привыкла спать одна в зимнюю стужу.
— Я-то привык. Но не с половиной оставшихся у меня мехов. Какая нелепость! Что пользы для нас обоих замерзнуть до смерти в полутора метрах друг от друга. — Он отбросил покрывала, недвусмысленно приглашая Ровену лечь рядом с ним.
Ровена широко раскрыла глаза. Кончик ее покрасневшего носа высунулся из меха, но она лишь плотнее завернулась в шкуры.
Гарет возвел к небу глаза в немом отчаянии.
— Ваши колебания льстят мне, но могу вас уверить, что любая часть моего тела, способная досадить Вам в настоящий момент безнадежно оледенела.
Ровена взглянула на него искоса, все еще сомневаясь. Гарет угрожающе выдохнул клубы пара. Она крепко зажмурила глаза и бросилась к кровати, прыгнув в нее с такой силой, что деревянная рама затряслась. Ровена быстренько свернулась калачиком на перине спиной к Гарету,
Гарет посмотрел на изящный изгиб ее спины и подумал, а не преувеличил ли он воздействие холода на собственное тело. Он подоткнул под них обоих общие меховые покрывала, повернулся на бок и закрыл глаза.
Заснуть ему не удалось. Спина Ровены была охвачена ознобом, и перина явственно подрагивала.
— Бог мой, Ровена! То у тебя стучали зубы, а теперь кости отбивают дробь.
Ровена выглянула из-под меха. Масса золотистых волос перемешалась с черным собольим мехом.
— Умоляю вас простить меня, милорд. — Ее обычная склонность к подшучиванию, как всегда, помотала ей найти верные слова. — Может быть, вы предпочли бы привязать меня цепью к кровати и заставить удовлетворять ваши самые темные и неестественные желания.
Гарет взъерошил свои и без того лохматые волосы. Слова, которые она бросила ему, были его собственными словами, которые он нашептывал одному распутному старому графу из Лондона, зная, что может положиться на его леди, способную распространить эту злобную сплетню на все четыре конца обитаемого мира.
Разум отчаянно предостерегал его от необдуманных действий, но руки уже не слушались. И только слабые ладони Ровены, упершиеся в его голую грудь, препятствовали более тесным объятьям.
— Это соблазнительное предложение, миледи, но мы оба знаем, что для этого не потребуется никаких цепей.
Решена дрогнула перед дьявольским светом его глаз. Какой идиоткой надо быть, чтобы насмехаться над ним! Она вовсе не была ему равным противником, не говоря уж о том, что в постели он был полным ее господином. Его отвратительная Илэйн хорошо обучила его. Ровена опустила глаза.
