Джоанна Линдсей - Погоня за счастьем
— То есть как это, «по большей части»?
— Ну… не считая нескольких поцелуев… не я, разумеется, начала первая, хотя ужасно обожаю его поцелуи. И нечего указывать, дорогой дядюшка, что мне можно делать и чего нельзя. В конце концов, я собираюсь замуж за этого человека!
Йен сокрушенно покачал головой.
— У меня духу не хватит отказать тебе, девочка, — пробормотал он, дав ей минуту надежды, прежде чем добавить:
— Я немедленно иду за Йеном Первым.
— Можешь бежать за подкреплением, трус ты этакий, я все равно не передумаю, — бросила она. — И не воображай, что па с вами согласится! Он желает мне счастья… в отличие от остальных родственников.
— А я думаю, что он прежде всего думает о твоей безопасности.
Глава 24
Линкольн не тешил себя иллюзий, что дяди Мелиссы поймут свои ошибки и отрекутся от принятых решений. Они предостерегли его. Он не обратил внимания на предупреждение и честно признался в этом младшему Йену. Мелисса на прощание пообещала поговорить с ними, так что у них не осталось ни малейшего сомнения в том, что Линкольн ослушался приказа.
Теперь следует ждать отмщения, причем скорого. Но он ничего не страшился. И даже весь следующий день провел вне дома, не желая, чтобы дамы стали свидетельницами неприятной сцены. Иного он от Макферсонов не ждал, хорошо зная, на что способна эта милая компания.
Однако, уезжая, он сообщил, где можно его найти. Скрываться от них он не собирался и, как ни странно, с некоторым нетерпением ждал стычки. Победить всех он, разумеется, не сможет, уж очень их много. Но и им достанется на орехи!
Похоже, Линкольн большую часть жизни готовился к этой драке. Он был в прекрасной форме: недаром все эти годы учился у лучших боксеров королевства. Никогда больше он не попадет в смешное положение беспомощного, никуда не годного хлюпика, как тогда, в схватке с Макферсонами. Он постарался, чтобы этого больше не случилось, хотя, честно говоря, не ожидал, что когда-нибудь с ними встретится.
Сейчас он легко сумеет справиться с тремя-четырьмя сразу, а может, и с пятью. Одолеют его только в том случае, если навалятся всем скопом, а именно так и дрались Макферсоны. Значение слова «справедливый» им неизвестно.
Ну и ладно, он пройдет через это столько раз, сколько потребуется, если в конце концов Мелисса достанется ему. И если, разумеется, он выживет. Шансов на это было не так уж много.
Они явились в его эксклюзивный клуб к концу дня. Он коротал время за бильярдным столом, в компании завсегдатаев, и вздохнул с некоторым облегчением при виде Макферсонов. Не будучи членами клуба, они не имели доступа в комнаты, но, услышав от лакея об их прибытии, Линкольн вышел в вестибюль.
Оказалось, что пришли не все. Только половина. Правда, и восемь на одного — чересчур много, но и с ними можно совладать, тем более что собрались только те, кто помоложе, хотя ни Йена Шестого, ни Дугала среди них не было. Очевидно, старшие, и в самом деле немного староваты для таких потасовок. Зато молодые, возможно, не приобрели такого умения, как Линкольн, что дает ему некоторое преимущество.
Поэтому он, не желая привлекать особого внимания, собирался предложить им перейти в спортивный клуб, по странному совпадению, находившийся всего лишь в квартале отсюда. Несмотря на то что вот-вот наступит вечер, он наверняка еще открыт. Жители Лондона с неодобрением посматривали на уличные кулачные бои. Да и район здесь приличный.
Но он не успел даже рта открыть. Его окружили, подтолкнули к выходу и буквально запихнули в большую карету. Очевидно, у них был план, а это означало, что его дело плохо. Внутри экипажа началась оживленная возня, в результате которой Линкольн, с заткнутым ртом и завязанными глазами, не мог шевельнуться, поскольку был связан по рукам и ногам. При этом, как ни удивительно, никто не сказал ему ни слова, даже после того, как он, совершенно беспомощный, валялся на полу кареты. Ничего не скажешь, нужно отдать им должное, сюрпризы они преподносить умеют. Учитывая их количество, трудно было предвидеть столь нечестную тактику. Очевидно, у них в самом деле был план, в противном случае они сейчас спорили бы, что делать дальше. Просто пока они не сочли нужным его изложить. Может, это и к лучшему. Вряд ли он бы понравился Линкольну.
Шел час за часом, и Линкольн, естественно, начал подозревать худшее. Они подкупили тюремщика, задумав бросить его в темницу и держать там, и сейчас ждут, пока все успокоится, чтобы без помех протащить его в камеру. Кто будет слушать заверения заключенного в собственной невиновности? Или… они уже успели вырыть могилу и сейчас потихоньку убьют его и зароют, так что никогда и никто не найдет трупа! А не добрались туда потому, что сбились с дороги и блуждают в темноте!
Одно дело — связать его, чтобы не вздумал отбиваться. Но кляп! Зачем им понадобился кляп? Чтобы не слушать его ругательств и возражений? Да и завязывать глаза было ни к чему. По какой причине это сделано? Чтобы он не заметил, куда его везут? Или не запомнил тех, кто им помогает, если таковые имеются. Скорее всего, чтобы они не видели его разъяренного взгляда.
Но, как ни странно, он не особенно сердился — пока. Да, ему неудобно на жестком полу. Да, он встревожен немного. Но в основном разбирает любопытство. На них это не похоже. Они никогда не уклонялись от драки. Если хотели изуродовать его, лучшего оружия, чем кулаки, не придумать. Если же задумали убрать его с дороги, чтобы больше не пришлось с ним возиться…
Во всяком случае, куда бы ни хотели они увезти его, дорога оказалась довольно длинной. Может, Шотландия? Они собираются держать его в своем доме. В конце концов, это клан, связанный родственными узами. И никто не удивится присутствию в доме постороннего человека. Они будут держать его в заточении, пока Мелисса не забудет о нем и не выйдет замуж за другого.
Но может, они еще не покинули город?
Линкольн вспомнил, как прошлой ночью он велел кучеру ездить кругами, только чтобы отвести подозрения. Вполне вероятно, сейчас происходит то же самое, просто они хотят убить время. Но сам Линкольн потерял счет времени. По его предположениям, близилась полночь, а это оправдывало худшие его предчувствия. Видимо, Макферсонам необходимо соблюдать секретность, потому что затеянное ими незаконно.
В карете по-прежнему царила тишина. Ни звука. Ни слова. Никто не спорил, что тоже было дурным знаком, поскольку Макферсоны обожали спорить. Он даже посчитал бы, что его оставили одного в карете, если бы не случайное шарканье ног.
Его собственные ноги и руки; связанные за спиной, онемели. Лежа лицом вниз, на шершавых досках, он опасался, что в щеках уже полно заноз: карету то и дело подбрасывало на рытвинах.
