Ханна Хауэлл - Честь горца
– Бедненькая, хорошенькая Жизель, – промурлыкал он, целуя ее в губы и запуская руки под сорочку. – Семь лет я был гнусной бессердечной сволочью. Только вот я совсем не уверен, что приобрел какое-то особое умение как раз в то время. К моему стыду, меня тогда больше всего интересовала выпивка. Думаю, что секрет моего искусства прост: мальчишкой я носил точно такой же дублет.
– О! – выдохнула она. Причем ей самой стало интересно, было ли это выражением согласия или признаком удовольствия. Его твердые ладони легли ей на грудь, и большими пальцами он стал поглаживать соски, возбуждая ее. – Просто мне не хочется оказаться еще одной в куче из неопознанных тел. Мне не нужны никакие обязательства и обещания. Но я не желаю быть никем. Я уже была никем и больше никогда не соглашусь на это.
– Этого никогда не будет, Жизель. – Он прижался лицом к ее груди, с наслаждением слушая стук ее сердца.
Запустив пальцы в его длинные густые волосы, Жизель прижала его к себе, подставляя грудь под поцелуи. Ей еще никогда не было так хорошо, в особенности с мужчиной. Она забыла о собственных страхах. Муж никогда не вызывал в ней подобных чувств. Его прикосновения никогда не были нежными. Жизель не верилось, что можно было быть такой слепой или глупой, чтобы начать сравнивать Найджела со своим грубым как животное мужем. Оставалось только благодарить Бога за то, что сейчас она была с Найджелом.
Жизель вскрикнула, когда Найджел стал тихонько сосать ей грудь. Вскрикнула и еще крепче прижала его к себе. Было неправильно позволять ему делать это, но она решила, что не позволить было бы еще неправильнее. Она наконец открыла для себя то, о чем многие уже давно знали и воспевали в стихах. И когда Найджел перенес свое внимание на ее другую грудь, Жизель решила, что такое открытие стоит любой цены.
Найджел принялся стягивать с нее сорочку. И ей до боли не захотелось отрываться от него. Наконец он отбросил сорочку в сторону, и она снова прижалась к нему, пылко возвращая ему поцелуй. Пока она оставалась у него в объятиях, Жизель ни о чем не думала, отдавшись чувству, и это было то самое, что сейчас ей требовалось.
Он стал покрывать ее поцелуями и осторожно ласкать. И каждое его движение воспринималось с восторгом. Она обхватила его широкую спину, наслаждаясь гладкой, туго натянутой кожей. Прикасаться к нему было таким же удовольствием, как и ощущать на себе его прикосновения. Жизели хотелось, чтобы ей достало опыта сделать ему так же приятно, как он делал ей.
Небольшая пауза в этом безоглядном чувственном празднике возникла тогда, когда Найджелу потребовалось стянуть с себя лосины. А потом он улегся на нее во всю длину своего тела. Жизель почувствовала, как ей в бедра уперся его вставший член. Она сосредоточилась, чтобы не позволить темным воспоминаниям омрачить свою страсть. Это было трудно сделать. Поцелуи и ласки легко было принимать без страха. Муж редко снисходил до того и другого и никогда не был нежен. А вот то, что она ощутила бедрами, ассоциировалось для нее с болью и стыдом. Как-то трудно было убедить себя, что та же самая часть мужского тела, которая всегда представлялась ей орудием насилия, может подарить наслаждение. Она вдруг испугалась, что сладость, которую она только что испытала, обернется горечью.
Найджел почувствовал, как неожиданно она напряглась, и подавил в себе желание немедленно взять ее, пока страх не заставил ее передумать. Это было бы не только неправильно, но еще раз убедило бы Жизель, что все ее страхи оправданы. Более того, это добавило бы новые страхи, потому что он повел бы себя с ней так же, как вел себя бывший муж. Одной такой мысли оказалось достаточно, чтобы он вновь обрел самообладание. Взяв ее лицо в ладони, Найджел слегка улыбнулся, увидев, как крепко она зажмурилась.
– Посмотри на меня, Жизель, – тихонько приказал он и ласково потерся губами об ее рот.
– Кажется, мне не хочется.
– Перестань, посмотри на меня. И убедись, кто именно сейчас будет любить тебя. Иначе, боюсь, ты утонешь в воспоминаниях.
Отбросив стыдливость, она приоткрыла глаза, словно соглашаясь с его правотой. Страхи потихоньку овладевали ею, разбуженные мужской близостью. Ей и в самом деле нужно было посмотреть в лицо мужчины, который обнимал ее.
Ее вдруг охватила злость на то, что она совершенно не испытывает страха в ситуации, которую можно решить одним ударом кинжала, как во время сражения, когда нужно было просчитать все слабые места противника-мужчины. Ведь если бояться какой-нибудь части мужского тела, имело бы больше смысла остерегаться рук или руки с мечом, всего того, что несет смерть. Отрицать свой страх было глупо. Тем более что он без труда мог погубить чувство, которому она с радостью отдавалась.
– Вот. Я смотрю на тебя, – сказала она и услышала, как, помимо угрюмости, от волнения в голосе по-прежнему звучат низкие нотки.
Найджел не обратил внимания на горечь интонации. В ее голосе ему слышалось желание. Он чувствовал, как дрожит ее напряженное тело, и видел румянец на высоких обтянутых скулах.
– Мужское естество штука не страшная. Нужно только остерегаться мужчин, которые им орудуют. – При этих словах он оказался у нее между узких бедер.
– Знаю. Головой все прекрасно понимаю.
– Тогда не закрывай глаза, моя прекрасная французская роза, чтобы запомнить все и умом, и сердцем. Держи их широко открытыми, чтобы никакие воспоминания не порушили то, что мы сейчас создадим вместе.
Жизель кивнула, руками обвила его шею и не отвела взгляда, даже когда он начал неторопливо покрывать ее лицо нежными поцелуями. Она сжалась, когда он вошел в нее, но тут же сообразила, что это от предвкушения, а не от страха. Он двинулся в ней, и, удивленная, она слегка застонала от удовольствия. Мгновение спустя удовольствие отняло у нее способность ясно мыслить. Ее лишь не покидала уверенность в том, чье именно тело сейчас соединяется с ней, она знала, что Найджел никогда не сделает ей больно намеренно, и поняла, что ей не хочется, чтобы он останавливался.
Неожиданно показалось, что в ней, как цветок, распускается неведомое чувство – дивное и безнадежное одновременно. Она прижалась к Найджелу, тесно обхватив его руками и ногами. Было слышно, как он, задыхаясь, бормочет что-то, подбадривая ее. А потом над ней пронеслась ослепительная волна наслаждения, и она закричала.
Словно глядя со стороны, Жизель удивилась тому, как мужчина, которого она так крепко удерживала, мог задвигаться с удесятеренной энергией. Затем он на мгновение замер, задрожал, и вместе с сорвавшимся стоном она услышала свое имя. Потом, через какое-то время, до нее дошло, что он лежит у нее в объятиях, придавив всем телом.
