Дороти Иден - Говори мне о любви
Беатрис с радостью отметила, что подобранный ею штат служащих решил помочь ей в трудном положении и разыскивает семейных матерей, чтобы те привели к Беатрис пять молодых женщин, пригодных на роль гувернантки. Беатрис колебалась, кого из них выбрать, кто наиболее подходит для детей.
Девятнадцатилетняя мисс Медуэй сама была еще ребенком и недавно осиротела (ее мать скончалась в сорок лет, когда Мэри было четырнадцать, а ее отец, деревенский врач, умер через несколько месяцев после жены). Мэри была хорошо воспитана и жила у интеллигентной женщины до смерти ее отца. Затем выяснилось, что дела отца в плачевном состоянии и нет денег на ее содержание.
– Папа был добрый и святой, – рассказывала девушка, – но его щедрость к беднякам привела к тому, что собственную дочь он оставил нищей.
Беатрис смотрела на эту тонкую фигурку в темно-коричневом муслиновом платье с белой рюшкой у шеи и на манжетах. У мисс Медуэй были светло-каштановые волосы, мягко обрамляющие лицо, губы девушки слегка дрожали. Глаза были полны слез. Она была нежная и неиспорченная и для детей, особенно для застенчивой Флоренс (которая будет счастливее ее), вполне подходила. Ее рекомендации были безупречны.
– Это будет для меня огромная помощь, – сказала Беатрис, – если вы приступите к своим обязанностям.
– Но вы решили так быстро, миссис Овертон?
– Я всегда так делаю, – ответила Беатрис. – Я быстро реагирую. У меня такой характер. Вы хотите прийти и встретиться с детьми?
Дети, особенно Флоренс, рассматривали мисс Медуэй. Эдвин сдался, когда она удачно попросила у него разрешения поиграть в великолепную коллекцию оловянных солдатиков, доставшуюся еще от старого генерала.
Солдатики хранились за стеклянными дверцами шкафов, старинных, еще XVIII века, в библиотеке. Четырехлетний Эдвин был достаточно взрослым, чтобы расставить их правильно в шеренги, но не дорос до того, чтобы устраивать сражения.
Так, под наблюдением мисс Медуэй были расставлены полки: британские, французские и немецкие, принимавшие участие в битве под Ватерлоо, русские шли защищать Балаклаву, а контингент сипаев в цветных тюрбанах противостоял британским войскам в красных мундирах, подавлявших индийских мятежников.
Даже в таком нежном возрасте Эдвин был увлечен, вероятно, не зная, что он уже заворожен, древней игрой в войну. А может быть, ему нравились маленькие яркие фигурки? Во всяком случае, старый генерал был бы доволен своим внуком.
Флоренс играла в куклы и явно презирала военные игры. Она немного ревновала, но не слишком: мисс Медуэй находила и для нее время, сшила платья для ее кукол и всегда говорила Флоренс, что она хорошенькая. Неожиданно бабушка позвала к себе Флоренс, и мама вздыхала над ее длинными невьющимися волосами, которые упрямо отказывались завиваться даже после ночи, когда ей закручивали волосы на тряпочки, как бы для папы, которому, она знала, нравилась бы очень хорошенькая дочка, но папы рядом не было, он всегда находился где-то далеко.
Однако он приехал домой ко времени публикации его книги, и Беатрис по этому случаю устроила прием.
Его книга имела огромный успех – succes d'estime,[8] как говорил один из знатоков. И это после того, как существовало представление, что деликатный Уильям Овертон – бездельник, живущий за счет богатой жены! Флоренс, у которой была манера подслушивать разговоры взрослых, услышала эти высказывания. Беатрис как-то поймала ее у дверей гостиной и сердито отчитала, сказав, что подслушивать – отвратительная привычка и обычно кончается неприятностями для того, кто подслушивает.
Несмотря на это, Флоренс знала, что папа писал маме, сообщая, когда он приедет домой, потому что мама читала вслух мисс Медуэй папино письмо: «Кто этот образец совершенства, которого ты заполучила к детям? Подозреваю, что ты заблуждаешься и в действительности это второй экземпляр дракона Нэнни Блэр».
Флоренс сказала:
– Вы понравитесь папе, мисс Медуэй.
– Я понравлюсь?
– Да, он очень милый.
– Он купил нам подарки, – сказал Эдвин.
– Это называется корыстная любовь, – ответила мисс Медуэй.
– Он всегда приходит в детскую и играет с нами, – вступилась Флоренс, – и говорит: «как вы выросли». А мама покупает нам новые платья и сама надевает новое платье. А у бабушки их целых шесть. Мисс Браун сказала о размерах бабушки, что однажды они будут чудовищными.
– Флоренс, я думаю, ты не должна говорить о бабушке подобным образом.
– Подпруга[9] бывает у лошадей, – сказал Эдвин. – Я слышал, Диксон говорил, что подпруга туго натянута. Может, у бабушки тоже есть подпруга?
Флоренс не сразу поняла юмор. Она сказала совершенно серьезно:
– Не говори глупостей, Диксон не запрягает бабушку в экипаж.
Эдвин стал так хохотать, что мисс Медуэй бросила резко:
– Дети! Довольно! Идите и начинайте готовить уроки.
У Флоренс очень хорошо обстояли дела с чтением. У Эдвина, к удивлению, чтение шло не так хорошо, хотя он был умный мальчик; его способности проявлялись в других вещах. Но оба они серьезно старались читать лучше, чтобы продемонстрировать это папе.
Следующим этапом подготовки к папиному приезду было приготовление голубой комнаты. В письмах Уильям вскользь упомянул, что он плохо спит и не хочет тревожить Беатрис, так что предпочитает занять отдельную комнату. Кроме того, Беатрис знала, что сырой английский воздух снова вызовет у него кашель.
Итак, в голубой комнате сняли и выбили ковер, повесили новые занавески и вымыли рамы и двери. Затем мама выбрала наиболее яркие слайды с бабочками, лежавшие в ящичках под стеклом, и повесила их на стены. Это выглядело очень впечатляюще. Так сказала мисс Медуэй. Флоренс слышала, как мама объясняла ей с легкой улыбкой, что если у папы перед глазами ежедневно будет приятное зрелище – его любимые бабочки, то, возможно, он потеряет охоту уезжать так часто и так далеко, чтобы искать новых. Мама была очень спокойна во время обновления голубой комнаты, хотя на самом деле она предпочитала, чтобы папа спал у нее в постели, а не пользовался другой комнатой.
«Однако это должно быть очень неудобно для двух взрослых людей, – думала Флоренс. – Разве они не будут толкать друг друга?»
И последнее, что сделала мама, она поехала в магазин на Бонд-стрит к Уорду, чтобы заказать себе платье для приема, чем страшно обидела мисс Браун. «Неужели ее собственные портнихи недостаточно хороши для нее? – спрашивала возмущенная мисс Браун. – Может, она воображает, что она даже лучше принцессы Мэри?»
Мама слишком любила мисс Браун, чтобы сердиться на нее. Она сказала, что сделала так по желанию мужа, которому всегда нравились вещи, сделанные мистером Уордом, и она хотела понравиться мужу. Так или иначе, но она поступила хитро, поговорив лично с главной портнихой мистера Уорда, и, едва представилась возможность, переманила ее в магазин «Боннингтон». Разве это был не триумф?
