Джорджетт Хейер - Черный мотылек
– Боже, что за гадкий человек!
– В отношении женщин – да. В остальном… не так уж он плох, Майлз.
– Я такую грязь не люблю, Джек.
– Ну, не знаю. Надо думать, мы все не святые. – И он резко поменял тему разговора: – Как Дженни?
– Плоховато ест – наверное, скучает по тебе. Я оставил ее с Джимом. Наверное, он скоро приедет. Не думаю, чтобы он стал терять время.
– Да, не думаю. Бедняга, он, наверное, ужасно тревожился за своего никчемного господина.
– Еще бы: он стал такой же бледный, как ты сейчас, когда я сказал о твоей ране.
Карстерз быстро повернул голову.
– Что ты сказал о моем лице? Будь добр, подай мне зеркало, Майлз.
Рассмеявшись, О'Хара повиновался и удивленно наблюдал, как его светлость пристально разглядывает свое отражение.
– Интересная бледность, друг мой, интересная бледность. И все-таки я рад, что Джим скоро приедет.
Поймав на себе взгляд Майлза, он безудержно расхохотался:
– По-твоему я ужасно тщеславен, Майлз?
– Это поза, Джон? Маска сэра Энтони Ферндейла, баронета?
– Нет. Кажется, это я сам. Видишь ли, когда живешь только для себя, стараешься относиться к себе как можно лучше. Отсюда тщеславие. Пожалуйста, убери зеркало. Вид моего лица мне неприятен.
– Однако вы раскомандовались, милорд, – отозвался О'Хара, кладя зеркало на стол. – И, пока не забыл – как вас теперь зовут?
– Джон Карр. Чуть не проговорился, но успел вовремя остановится. Я слышу, моя воспитательница возвращается… Э-э… Майлз!
– Ну!
– Приезжай еще!
– Приезжать еще! Милый мой, да я тебе скоро надоем! Я буду здесь каждый день.
– Спасибо. Кажется, надоесть мне будет нелегко. Джон прикусил губу и отвернулся, в комнату вошла мисс Бетти.
– Боюсь, вам пора оставить моего пациента, сэр Майлз, – сказала она. – На один день ему хватит впечатлений – пусть спит.
Вопросительно взглянув на отвернувшегося Джона, она добавила:
– Он, наверное, устал?
Тот повернулся и улыбнулся ей:
– Нет, мисс Бетти, я не устал. Но убежден, что вы этому не поверите.
– Милый мой мальчик, вы знаете, что у вас под глазами ужасные тени?
– Ну вот, снова замечания о моей внешности! – вздохнул он, взглянув на вставшего О'Хару.
– Вы совершенно правы, мисс Бетти, я должен идти. Можно мне завтра снова приехать?
– Конечно! – приветливо улыбнулась она. – Мы будем счастливы вас видеть.
О'Хара наклонился над больным:
– Тогда au revoir, Джек. Моя супруга посылает привет своему «кузену Гарри». Плутовка!
– Правда? Как мило с ее стороны, Майлз! А ты передай ей мой привет и поцелуй ее…
– Да? – с подозрительным хладнокровием переспросил Майлз. – Я должен поцеловать ее – что?
– Ее руку! – рассмеявшись, договорил Карстерз. – До свидания и спасибо тебе…
– Ну, будет! – прервал его Майлз.
Поклонившись мисс Бегти, он ушел.
Деловитая пожилая дама порхнула к постели своего подопечного и поправила ему подушки.
– Ну, вы удовлетворены?
– Сударыня, чрезвычайно: я благодарю вас. Я скоро встану.
– Хм! – только и ответила она, и оставила его наедине со своими мыслями.
Как она и предвидела, он задремал, но плечо не дало ему заснуть. Он лежал в забытье, закрыв глаза, и меж его бровей пролегла глубокая морщина – признак боли.
Звук закрывающейся двери заставил его открыть глаза. Чуть повернув голову, он увидел, что посреди комнаты стоит Джим Солтер и тревожно смотрит на него.
Милорд ответил сердитым взглядом, и Джим принялся ждать, когда разразится буря.
Карстерз растаял и постарался улыбнуться.
– Я страшно рад тебя видеть, Джим, – сказал он.
– Вы… вы шутите, сэр! Ведь я оставил ваши пистолеты незаряженными, – Знаю. Ужасная небрежность, – но, в конце концов, мне самому следовало заниматься такими вещами.
Джим подошел к кровати.
– Неужели вы прощаете меня, сэр?
– Ну, конечно! Все равно я не мог бы уволить своего лучшего друга.
– Да, сэр, но это ничуть не утешает.
– Конечно, нет – и тогда я был довольно зол… Черт подери, Джим, нечего на меня так смотреть! Я пока не умер.
– Если бы… если бы вас убили, сэр… Это я был бы виноват.
– Чепуха! У меня ведь была еще шпага! Ради Бога, не будем больше об этом! Ты привез мой багаж?
– Да, сэр. Такое больше не повторится, сэр.
– Конечно, нет. Дженни здорова?
– Совершенно, сэр. Вы все равно доверите мне ваши пистолеты, сэр?
Карстерз застонал.
– Прекрати, слышишь? Это же случайность, и я о ней уже забыл. Вот тебе моя рука!
С этими словами он пожал Джиму руку в знак того, что все забыто.
– Ты избавился от этого ужасного жилета, который тогда пытался надеть на меня?
– Я подарил его хозяину гостиницы, милорд.
– Я бы эту гадость сжег. Но, возможно, ему он понравился.
– Понравился, сэр. Вы не попробуете заснуть?
– Если бы у тебя плечо горело и дергало, как у меня, ты бы не задавал таких глупых вопросов, – огрызнулся Джек.
– Извините, сэр. Если я могу вам чем-то помочь…
– Можешь сменить повязку, если хочешь. Эта – ужасно душная и неловкая.
Солтер без долгих слов принялся перевязывать своего господина и так старался не сделать ему больно, и лицо его выражало такое участие, что Карстерз подавил желание чертыхнуться, когда слуга задел особо болезненное место. По окончании перевязки он удовлетворенно вздохнул и улыбнулся.
– Так гораздо лучше, – сказал он. – У тебя легкая рука, Джим.
Слуга покраснел от удовольствия, но ничего не ответил, а пошел спустить шторы.
ГЛАВА 13
Милорд раскланивается
После приезда Джима милорд быстро пошел на поправку. Каждый день его состояние все улучшалось – к вящему удовольствию врача, который без устали уверял мистера Боули и мисс Бетти, что пациент не умер исключительно благодаря его искусному лечению. Поскольку его методы сводились к тому, чтобы устраивать Джону обильные кровопускания, – мисс Бетти быстро положила этому конец, она затевала по сему поводу немало бурных споров, в которых он терпел сокрушительное поражение. Мисс Бетти утверждала, что мистер Карр поправился благодаря ее. уходу и крепкому организму, и, скорее всего, была права. Так или иначе, не прошло и двух недель со времени первого визита О'Хары, – а милорд уже стоял перед зеркалом, склонив голову набок и задумчиво прищурившись, внимательно разглядывал собственное отражение. Солтер, по опыту знавший, что это – решающий момент, тревожно ждал приговора. Его господин по-прежнему оставался для него полной загадкой: важные вещи его, похоже, совершенно не трогали, но когда дело доходило до выбора галстука или еще какой-нибудь мелочи, он страшно нервничал.