К. Харрис - Что приносит тьма
– Девлин, – подхватилась на ноги Энни, едва его увидела. – Что слышно?
– Я только что виделся с Гибсоном. Он сообщит коронеру, что Рис скончался от вальхеренской лихорадки.
Вдова прижала пальцы к губам:
– Благодарение Богу.
Повернувшись, они пошли рядом по дорожке. Эмма радостно побежала вприпрыжку впереди, сжимая в кулачке свою игрушку.
– Энни, ты говорила, тем вечером Рис часов в восемь-девять пошел прогуляться. Не знаешь, зачем?
– Он иногда гулял перед сном. А что? – сузившись, глянули на Девлина серые глаза.
– В тот день муж не показался тебе чем-то необычно обеспокоенным?
Вдова резко остановилась, вскинув голову. Черты ее лица напряглись.
– Если и показался, думаешь, я стала бы об этом распространяться?
– Энни, – мягко произнес Себастьян, – я на твоей стороне. Я просто хочу убедиться, что мы ничего не упускаем.
– Извини. – Спутница дрожащей рукой отвела со лба прядку волос, немного поколебалась, будто раздумывая над вопросом, затем сказала: – Рис уже долгое время был сам не свой. Это нелегко, ощущать, как рушится твое здоровье, обнаруживать, что ты не в состоянии делать простейшие вещи. Но в воскресенье он ничем не отличался от того, каким был днем или неделей раньше.
– У твоего мужа имелись враги?
– У Риса? Боже милостивый, нет. Ты же знал его. Порой он слишком поспешно выносил суждения, но никогда не наживал себе врагов. К чему ты клонишь? Ты ведь не думаешь, будто кто-то мог… будто кто-то убил его?
– Нет, я так не думаю. Но хочу удостовериться.
Они снова остановились, когда малышка присела на корточки, чтобы запустить кораблик в лужу побольше, которая тянулась вдоль дорожки.
Глядя на дочь, Энни негромко заметила:
– Сейчас она помнит Риса, но это продлится недолго. Скоро он станет для нее просто кем-то, известным лишь со слов матери, кем-то не более реальным, чем заяц и черепаха в подаренной тобою книге с баснями.
– Но все же Эмма не забудет его – по крайней мере теплый отсвет его любви, пускай даже потому, что она вырастет, слушая твои рассказы о Рисе.
– Но она так и не узнает своего отца, равно как и он не порадуется ее взрослению. И когда думаешь об этом, становится невыносимо.
Себастьян хотел сказать: «Значит, не думай об этом. Возвращаясь к таким мыслям снова и снова, ты только усугубляешь боль». Но промолчал, поскольку понимал: человек, только что понесший тяжелейшую утрату, не может не думать о ней.
Будто вторя его размышлениям, вдова вздохнула:
– Ну вот я и дошла до слезливых жалоб, как слабачка.
– Ты одна из самых сильных женщин, которых мне доводилось знать, Энни. Это нормально – дать себе время погоревать.
Собеседница покачала головой и тяжело сглотнула, дернув горлом:
– Знаешь, что самое худшее из всего этого? Порой я ловлю себя на мысли, что в определенном смысле потеряла Риса – того Риса, которого полюбила, – еще три года назад, когда он отплыл на тот проклятый, зараженный болячкой остров. После он никогда уже не был прежним. И в такие моменты чувствую себя столь ничтожной, эгоистичной и низкой, что сама себя ненавижу.
– Энни, я понимаю.
Спутница состроила гримасу, до того напомнившую Девлину прежнюю бойкую девушку, что он невольно улыбнулся.
– Вы только послушайте меня. Опять слезливая болтовня. А ведь я даже не поблагодарила тебя за то, что ты проделал неблизкий путь, чтобы еще раз повидаться со мной.
– Если позволишь, я завтра снова заеду. Может, Эмма разрешит почитать ей какую-нибудь историю.
– Думаю, ей это понравится.
Выходя из сада и взбираясь на высокое сидение своего экипажа, Себастьян ощущал, что мать и дочь за ним наблюдают. Но когда оглянулся, то увидел, как Энни, не обращая внимания на опустившийся в лужу подол траурного платья, присела рядом с дочерью и так сильно подтолкнула красный кораблик, что тот стремительно пронесся по воде, оставляя за собой разбегающийся в стороны след.
ГЛАВА 25
К тому времени, когда Себастьян наконец-то настиг Самуэля Перлмана в залах аукциона «Таттерсолз», он многое узнал о колоритном племяннике Даниэля Эйслера.
Несмотря на употребленное Франсийоном определение «парень», Перлману на самом деле было сорок два года. Частый посетитель самых престижных заведений на Бонд-стрит и Сэвил-роу, он обитал со своей новоиспеченной супругой в шикарном особняке на северной стороне Ганновер-сквер. Источником его богатства служила обширная торговая империя, которую Перлман унаследовал от отца лет десять тому назад и немедленно передал в руки опытных управляющих, предпочитая вести праздную и роскошную жизнь. Насколько Девлину удалось выяснить, джентльмен не увлекался азартными играми и не имел ни любовницы, ни долгов.
Себастьян подошел к Перлману, когда тот осматривал во дворе изящную гнедую, в белых «чулках» кобылку. Хотя дождь и утих, но под колоннадой открытого рынка по-прежнему блестели лужи, по которым шлепали люди и кони. На один напряженный момент взгляды мужчин поверх лошадиной спины встретились, затем Перлман закатил глаза и устало, скучающе выдохнул:
– О, Господи, вы все же нашли меня.
– А вы от меня прятались? – любезно поинтересовался Девлин, прислоняясь плечом к ближайшей колонне и скрещивая руки на груди.
– Прятался? Какое утомительное, не говоря уж о том, что совершенно плебейское занятие. Вряд ли.
Перлман был высоким и долговязым, с лысеющей макушкой в обрамлении вьющихся темных волос и заметно скошенным подбородком. Последний изъян, как на грех, подчеркивался чрезмерно высокими углами воротничка рубашки и вычурно повязанным галстуком. Затянутый в талии облегающий сюртук, панталоны самого светлого из желтых оттенков, жилет узорчатого шелка – экстравагантный племянник Даниэля Эйслера явно претендовал на звание денди.
– Если вы знаете, что я вас разыскиваю, – усмехнулся виконт, – полагаю, понимаете, по какой причине.
– Кажется, вы проявляете интерес к убийству моего родственника. Хотя, откровенно говоря, не представляю, с какой стати, учитывая, что виновного в преступлении изверга уже отправили за решетку в Ньюгейт ждать казни.
– Вы хотите сказать, ждать суда.
– Это формальности, – небрежно взмахнула обтянутая перчаткой рука с длинными пальцами. – Задержанный без сомнения виновен. Я сам застал его над бездыханным телом моего несчастного дяди.
– Так мне и сказали. Интересно, а что там делали вы?
Перлман застыл.
– Простите?
– Почему вы решили именно в тот вечер навестить мистера Эйслера?
