Лаура Гурк - Тайные желания джентльмена

Мария вздохнула и, повернувшись, посмотрела на каменных львов у входа в Сомерсет-Хаус. Начал накрапывать дождь, но она почти не замечала этого, все еще находясь мыслями в прошлом. Когда она приехала в Лондон, ее первая квартирка находилась в нескольких кварталах отсюда. Это была, насколько она помнит, хорошая однокомнатная квартира на Тейвисток-стрит, которую занимала она одна и которая была несравненно комфортабельнее, чем комната под лестницей, где она жила в Кейн-Холле. Благодаря деньгам, которые дал ей Филипп, она могла позволить себе снять ее, но чувствовала себя там безумно одинокой. Она была молодой, всеми покинутой и одной во всем мире.

Она зажмурила глаза. Эти первые дни в Лондоне отозвались в ней такой острой болью, какой она не испытывала уже много лет. Братья Хоторн и боль, которую они причинили, остались в прошлом, однако прошлое, кажется, все еще имело способность причинять боль.

Она сделала глубокий вдох и заставила себя посмотреть на все это с положительной стороны. Если бы все эти вещи с ней не произошли, она не оказалась бы в Лондоне, работая подручной у великого кулинара Андре, который был другом ее отца. Не будь Андре, она не обслуживала бы ужин на балу, где встретилась с Пруденс, которая работала там белошвейкой и приводила в порядок бальные туалеты дам, если что-нибудь случалось. Не будь Пру, она не переехала бы в пансион на Литл-Рассел-стрит, не стала бы снимать вместе с ней одну квартиру на двоих и не обзавелась бы новыми друзьями. И что важнее всего, она никогда бы не смогла воплотить в жизнь свою заветную мечту, которая появилась у нее еще в трехлетнем возрасте, когда она сделала свой первый кулич из песка.

Дождь прекратился, и выглянуло солнце. С улучшением погоды исчезла и ее хандра. Она выпрямилась, оттолкнувшись от парапета, выбросила из головы мысли о прошлом и направилась к остановке подземки «Темпл», чтобы ехать домой. Только на полпути к Мейфэр она вспомнила, что так и не обсудила с Филиппом подробности майского бала.

Глава 8

Бог посылает мясо, а дьявол посылает поваров.

«Ничто не изменилось», - думал Филипп, наблюдая из окна конторы, как она идет вдоль набережной. Неудовлетворенное желание, которое он почувствовал в тот вечер на балконе, вернулось с новой силой, захлестнув его жаркой волной. Он ощущал его почти как физическую боль, и ему, как и две недели назад, пришлось призвать на помощь всю свою силу воли, чтобы не последовать за ней.

Хотя он всегда пытался сделать вид, будто дело обстоит по-другому, он был ничуть не меньше брата восприимчив к ее чарам. Оба они были готовы следовать за ней по пятам, помани она их хоть пальчиком. Тот факт, что он до сих пор сохранил такую предрасположенность, вызывал раздражение.

Она остановилась и стала смотреть куда-то за реку, а он попытался вспомнить, когда у него возникла эта глупая потребность быть рядом с ней, но так и не смог вспомнить. Возможно, эта потребность появилась у него в тот момент, когда он впервые увидел эти огромные светло-карие глаза, уставившиеся на него из ветвей плакучей ивы, или, может быть, когда она ударила по крикетному мячу и промазала, к удовольствию остальных ребятишек на деревенской лужайке. Конечно, в те дни все было просто и невинно. Это было всего лишь желание находиться рядом с девочкой, у которой красивая улыбка, с которой весело, которая прилично играла в шахматы и умела заставить его смеяться.

В то лето, когда ему исполнилось семнадцать, все стало гораздо менее невинным. Год назад умер его отец, и он после окончания Итона приехал, чтобы провести каникулы в Кейн-Холле и обследовать поместья, прежде чем отправиться в Оксфорд. По прибытии он узнал, что Мария тоже приехала домой. Но это была совсем другая Мария, сильно отличавшаяся от той, которая уехала во Францию четыре года тому назад. За время ее отсутствия с ней произошло волшебное преобразование, и неуклюжая, тоненькая, как былинка, девочка, которую он знал, исчезла, превратившись в сказочное существо с атласной кожей, мягкими алыми губками и парочкой идеальной формы грудок.

Именно тогда он начал мечтать о ней, мечтать о том, чтобы поцеловать ее, прикоснуться к ней. В то лето он частенько просыпался ночью, сгорая не только от желания, но и от стыда, потому что даже в семнадцать лет он знал правило: джентльмен не трахает дочерей слуг.

Когда Лоренс, тоже приехавший домой из школы, признался, что его тоже посещают такие же мысли о ней, Филипп нокаутировал младшего брата ударом в челюсть, что потрясло их обоих. Эту тему они больше никогда не обсуждали.

«Ты стал другим после смерти твоего отца».

Она, конечно, ошибалась. То, что он изменился по отношению к ней, было правдой, но она неправильно поняла причину этого. Не смерть его отца и не тот факт, что Филипп год назад получил титул маркиза, были причиной того, что он стал сторониться ее в то лето, когда она возвратилась домой, и начал обращаться с ней, как со служанкой, а не как с другом. Причина этого заключалась в том, что быть с ней друзьями стало недостаточно, а стать чем-то большим было бы невозможно.

Филипп считал само собой разумеющимся, что Лоренс все это тоже понимает, однако осознал, что был абсолютно не прав, когда через два года приехал однажды домой после инспекционной поездки по поместьям.

Лоренс в то лето, окончив Итон, вернулся домой на каникулы, и Филипп вскоре обнаружил, что его брат сильнее, чем прежде, увлечен Марией. Он увидел, как эта парочка флиртовала друг с другом возле беседки в розарии. Они шептались и обменивались слишком интимными взглядами, что было абсолютно несовместимо с разницей в их социальных статусах. Сам Филипп отчаянно старался держаться от нее подальше и, с головой погрузившись в дела, связанные с поместьями, не хотел верить в то, что происходящее - это не просто легкий флирт. Когда же он узнал через одного болтливого слугу, что они затевают свадьбу «с побегом», он был вынужден признать, что на многое закрывал глаза, принимая желаемое за действительное. А будучи маркизом Кейном, он понимал, что от него требует его долг.

На набережной внизу Мария шевельнулась, и он сразу же вернулся из прошлого в настоящее. Она отвернулась от реки и, прислонившись спиной к парапету, взглянула вверх. Он испугался, что она может увидеть, как он наблюдает за ней из окна. Но нет, она смотрела на Сомерсет-Хаус, и у него отлегло от сердца. Он снова мысленно вернулся к событиям прошлого.

Странно, подумал он, закрывая глаза, что все происходившее в тот день в Кейн-Холле помнится ему словно в тумане, кроме нескольких моментов наедине с ней в его кабинете. Он почти не помнил разговора с Лоренсом, хотя в мельчайших подробностях помнит разговор с ней. Помнит, как она стояла в кабинете, и ее волосы так ярко блестели под лучами летнего солнца, падающими из окна, что он поморгал глазами. Помнил слезы, покатившиеся по ее лицу, когда он сказал о решении Лоренса расстаться с ней. Помнил свой голос, намеренно холодный и безразличный, чтобы скрыть бушевавшую в нем ярость, когда он заставлял ее дать то фатальное обещание. Помнит ее дрожащую руку, которой она взяла банковский чек из его протянутой руки.