Шэна Эйби - Роза на зимнем ветру
Соланж тихонько вздохнула. Она хотела услышать совсем не это, но понимала, что на все свои дальнейшие расспросы получит лишь сухое перечисление фактов.
– Понимаю, – сказала она тихо. – Спасибо.
На ночь они остановились у одного из множества стогов, разбросанных по полю после сбора урожая. Соланж спала, положив рядом свой берет. Иоланда бродила неподалеку, словно охраняя сон хозяйки. Таррант вел себя неспокойно, то и дело будил Дэймона фырканьем, нервным шуршанием сена под тяжелыми копытами. Впрочем, признаков опасности, не было, и Дэймон снова погружался в сон, не понимая, что так растревожило жеребца. Быть может, Тарранту не меньше, чем его хозяину, не терпелось закончить, наконец, это путешествие.
Желая увериться, что им ничто не грозит, Дэймон утром поинтересовался у Соланж, какая будет погода. Она долго смотрела на небо, затем покачала головой.
– Думаю, что хорошая. Ни дождя, ни снега. День будет ясный.
Дэймон что-то проворчал и укоризненно взглянул на Тарранта. Конь в ответ бесстрастно уставился на него.
Собираясь тронуться в путь, Дэймон не мог отделаться от навязчивого чувства беспокойства. Быть может, чутье подвело его, и он упустил какой-то след, что-то не расслышал в гуле ветра. Не об этом ли пытается предупредить его Таррант? Неужели опасность близка?
Пора было ехать. Он повернулся к Соланж, готовый поделиться своей тревогой, но передумал.
Соланж сидела, поджав ноги, на большом камне, спиной к солнцу, и расчесывала волосы. Она занималась этим каждое утро, и всякий раз Дэймон старался заблаговременно уйти подальше от этого зрелища. Сейчас он замер, зачарованно глядя на нее.
Было нечто завораживающее в том, как размеренно Соланж пропускала гребень из слоновой кости сквозь тяжелые густые пряди. Начав от макушки, она вела руку ниже и ниже, до самых кончиков волос, а затем отнимала гребень, и освобожденные локоны прихотливо падали на плечи. В утреннем свете они пылали золотым огнем. Дэймон хорошо помнил, какие они мягкие на ощупь.
Соланж отделила нерасчесанную прядь и вновь принялась за дело. И вот уже волнистые локоны выскользнули из ее руки, и солнечный свет засиял в них, разбрызгивая золотые, багряные, пламенные искры. Волосы колыхались, окутывая ее сияющей завесой.
Дэймону непривычно было видеть так привольно распущенные женские волосы. Даже Соланж всегда старалась подбирать и прятать их. Ему казалось, что он бесстыдно подсматривает за неким таинством. Дэймон подумал, что ему следовало бы отвернуться, но он не мог оторвать взгляда от ее волос. От нее.
Снова гребень прошелся по вьющимся шелковистым локонам, и они мягкой волной упали на плечо Соланж. Сейчас, когда она сняла плащ, серая туника не могла скрыть женственных очертаний ее фигуры. Соланж рас пустила шнуровку у горла, и в вырезе показалась нежная шея. Волосы рассыпались по тунике, проскользнули под ткань, бесстыдно прильнув к коже. Дэймон почти явственно ощущал шелковистое касание этих прядей, упои тельную нежность желанной плоти. Ему чудилось, будто Соланж тесно прижимается к нему, и шелк ее волос, тепло кожи, пьянящий ее аромат манят его, зовут коснуться их...
Вот они, сплетаясь в объятиях, опускаются на землю. Туника Соланж распахнулась, обнажив полные груди. Он прижимается к ним жадными губами. Сладость ее тела пьянит Дэймона. Соланж осыпает его поцелуями, обвивает ногами его бедра, с губ ее срываются страстные стоны. Дэймон срывает с нее тунику, дрожит от нетерпения, и Соланж торопливо помогает ему избавить ее от одежды, а затем тесно приникает к Дэймону, бессвязно шепчет его имя...
– Дэймон? Дэймон!
Он очнулся. Соланж по-прежнему сидела на камне с гребнем в руке. Вид у нее был встревоженный.
– Что с тобой, милорд? Почему ты не отвечаешь мне и так странно смотришь?
По счастью, жизнь при дворе научила Дэймона скрывать свои мысли.
– Я... задумался. Что ты хотела спросить?
– Не думаешь ли ты, что сейчас нам будет разумней путешествовать днем, а не ночью?
Образ обнаженной Соланж, податливой и мягкой, стонущей в его объятиях, никак не хотел исчезать. Всеми силами он старался придумать внятный ответ на ее вопрос, но когда губы Соланж шевелились, он воображал, как целует их. Когда она опустила руки, и волосы вольно рассыпались по ее плечам, Дэймону захотелось зарыться лицом в их пьянящий шелк. Он неловко отвернулся, де лая вид, что проверяет уже затянутую подпругу. За спиной послышался шорох. Соланж встала.
– Ты... ты здоров? – спросила она неуверенно.
– Да. – Дэймон судорожно втянул воздух.
Неужели она не понимает, что с ним творится? Не ужели сама не разделяет его чувств? Боже мой, она ведь вдова, а не невинная девица. Она должна понимать, как мучает его. Такого зрелища довольно, чтобы свести с ума самого крепкого мужчину.
– Дэймон? – Соланж подошла ближе и легонько положила руку на его плечо.
Он вздрогнул и обернулся к Соланж, искривив губы в неудачном подобии улыбки.
– Днем или ночью – сейчас уже неважно. Наше путешествие близится к концу, не так ли?
Глаза Соланж расширились, в них мелькнула тень страха. Дэймон почти ненавидел ее за это. Как может, как смеет Соланж бояться его, если он желает и всегда желал лишь одного – беречь, защищать, любить ее?
Он шагнул к ней.
– Ну же, графиня, что с тобой? На тебе лица нет. Соланж растерянно покачала головой.
– Я не понимаю тебя, милорд. Ты сердишься на меня. За что? Что я сделала плохого?
– Не знаю. Что ты имеешь в виду?
Дэймон наступал на нее, и Соланж пятилась, безуспешно пытаясь увеличить расстояние между ними. Одну руку она держала перед собой, словно хотела оттолкнуть его. Другая – судорожно сжимала на груди складки туники. Страх в ее глазах становился все явственней.
– Прекрати! Почему ты так странно ведешь себя? Ты болен?
Соланж вдруг резко остановилась, словно бросая вызов – посмей, мол, только подойти ближе! Маленькая, отважная, глупая Соланж! Как же легко она попалась.
Дэймон с силой прижал ее к своей груди. Она не могла даже отбиваться, смятая его могучими объятиями. Ноги ее почти не касались земли. Он крепко держал ее до тех пор, пока она не перестала отбиваться и теперь лишь смотрела на него с безмерным удивлением.
– Да, миледи, – промолвил он вкрадчиво, – я болен. С чего бы иначе мне так поступать? И впился поцелуем в ее губы.
Соланж не вырывалась, не пыталась оттолкнуть его. Она бессильно замерла в его объятиях, отдаваясь во власть неистовых поцелуев.
Девять лет мечтал он об этих губах, девять долгих лет страстно жаждал испытать их сладость. Никто на его месте не упустил бы такого случая. Он не хотел до конца своих дней сожалеть об утраченной возможности.
