Лайза Клейпас - Ангел севера
Эмма хитро посмотрела на нее:
– Хорошо. Но мне бы не хотелось быть на месте мадам Миракль, когда вернется отец. У него ужасный нрав. Кто знает, что может случиться? – Неприятно ухмыльнувшись, Эмма согнула палец крючком и провела поперек своей шеи, издав булькающий звук.
Мадам Миракль побледнела и начала собирать свои принадлежности.
– Эмма, не придумывай ужасы о своем отце, – прошипела Айрис. – Иди в свою комнату. Я не потерплю твоего вмешательства. Хозяйка приема я, и я хочу, чтобы мадам осталась.
Дьявольское выражение исчезло с лица Эммы, сменившись решительным упрямством.
– Она расстроила мисс Биллингз. Я хочу, чтобы она уехала… И дом этот мой, а не ваш.
– Невоспитанная девчонка! – Айрис оглядела комнату, выискивая кого-то в толпе гостей. – Где твой отец?
Эмма с невинным видом пожала плечами:
– Понятия не имею.
***Люк добрался до маленькой комнатки на третьем этаже. Увидев, что дверь распахнута, он вошел. Воздух казался густым от напряженной тишины. На полу валялся перевернутый стул, рядом с ним лежала деревянная иконка.
Гувернантка… Тася…, стояла у окна. Каким-то образом она догадалась, что это он. Не оборачиваясь, она безучастно проговорила:
– Милорд?!
Внезапно Люк понял, что она не была сердита, смущена или напугана. Она была раздавлена. Он нанес ей удар, гораздо более сильный, чем намеревался. Раскаяние захлестнуло его, темная краска стыда залила лицо. Он невольно откашлялся, предваряя извинение.
– Я пришел посмотреть, как вы… – Он замолчал. Выражение участия после всего происшедшего прозвучало бы насмешкой, ведь именно он был причиной ее боли.
Она не поворачивалась, и голос ее прозвучал напряженно от стремления говорить обыденно:
– Со мной все хорошо, сэр. Мне просто нужно было несколько минут побыть одной. Какая странная эта женщина, не правда ли? Простите, что я устроила такую сцену. Если вы уйдете…, пожалуйста…, и дадите мне возможность прийти в себя… Мне просто надо побыть одной… – Она замолчала, как игрушка, у которой кончился завод. Слова стихли, плечи продолжали дрожать. – Уйдите… Пожалуйста.
Несколько быстрых шагов – и он оказался рядом с ней.
Прижав к себе ее напряженное тело, он замер, уткнувшись в ее волосы.
– Мне очень жаль, – проговорил он. – Мне чертовски жаль.
Тася попыталась вырваться из его объятий, но, когда лицо ее оказалось у его плеча, она ощутила уютный добрый мужской запах – запах бренди и табачного дыма, которым пропиталась ткань его фрака, и перестала его отталкивать. Она почувствовала тепло и силу, исходившие от него. Мерный стук его сердца раздавался около ее уха. Никто не держал ее так, только отец, когда ребенком, боясь темноты, она бросалась к нему. К горлу подступили рыдания.
– Вам больше не причинят вреда. – Он бережно пригладил ее волосы. – Я уберегу вас от опасности. Даю вам слово.
Никогда ей не обещали уберечь ее от опасности. Эти слова произвели на Тасю странное и невероятно сильное впечатление. Глаза наполнились слезами, и она быстро-быстро заморгала, стараясь их удержать. Она понимала, что он просто говорил эти слова в ложном стремлении быть добрым. Он не осознавал, что они означают для нее, какая сильная защита ей понадобится. Он не знал, как отчаянно она одинока.
– Этого вы не должны обещать, – сказала она. Ее продолжало трясти, зубы стучали. – Вы ничего не понимаете.
– Так объясни мне. – Он запустил пальцы в ее заколотые туго волосы и, запрокинув ее голову, в упор посмотрел в глаза. – Скажи мне, чего ты боишься?
Что она могла сказать? Как могла признаться, что боится быть пойманной и наказанной за свое преступление… А больше всего боится себя самой. Если бы Люк знал, что она сделала, кто она такая, он бы возненавидел ее. Она представила себе, с каким презрением он стал бы относиться к ней, если бы знал…, если бы знал… Жгучие слезы брызнули из глаз, и она разрыдалась мучительно и неудержимо. Чем сильнее старалась она сдержаться, тем больше лились слезы. Стоукхерст застонал и притянул ее к себе еще ближе, прижал ее голову к своей груди.
Заливаясь слезами, она судорожно обвила руками его шею. Он сжал ее в крепком объятии и еле слышно говорил какие-то слова, не отрывая губ от ее волос, шеи… Его теплое дыхание ласкало ей кожу. Он нежно баюкал ее. Так прошло несколько минут, и тонкая ткань его рубашки под ее щекой насквозь промокла от слез.
– Тихо-тихо, – наконец прошептал он. – Тебе станет совсем плохо. Успокойся. – Большая ладонь гладила ее плечи и спину. – Постарайся дышать глубже, ровнее. – Его подбородок шершаво скользнул по ее виску. – Попробуй.
– Они к-кричали, что я ведьма, – горестно пробормотала она. – Тогда, раньше.
Гладящая ее рука остановилась, потом возобновила свое неторопливое движение. Он не спешил говорить, давая ей время, необходимое, чтобы успокоиться.
Слова срывались с ее уст прерывистым потоком. Голос дрожал:
– Временами я вижу какие-то события… О тех людях, которых знаю. Я…, я могу предсказать, если что-то должно случиться… Или узнать, что кто-то лжет. У меня бывают вещие сны и видения. Не часто, но они сбывались.
Слухи об этом дошли до Москвы. Люди говорили, что во мне зло. Они называли это колдовством, потому что не могли объяснить по-другому. Они меня боялись. А потом этот страх перешел в ненависть. Я стала для всех представлять опасность. – Она содрогнулась и прикусила нижнюю губу, испугавшись, что не остановится и признается во всем.
Он прижимал ее к своему плечу, шепча слова утешения.
Постепенно рыдания ее перешли во всхлипывания. Она положила голову ему на грудь и проговорила почти по-детски:
– Я совсем вымочила вам рубашку.
Он вытащил из внутреннего кармана платок и поднес к ее носу. Она, как ребенок, шумно в него высморкалась, заставив его улыбнуться.
– Тебе лучше? – ласково спросил он.
Тася взяла из его руки платок и кивнула, промокая глаза.
Теперь, когда она перестала плакать, оказалось, что боль, столько месяцев сидевшая у нее в груди, исчезла. Стоукхерст заправил за ухо выбившийся локон, погладив большим пальцем нежную мочку.
– Вы были сердиты на меня сегодня, – охрипшим голосом проговорила Тася. – Почему?
Люк мог бы придумать какое-нибудь расхожее и бессмысленное объяснение. Но он решил сказать ей правду.
– Потому что ты собираешься однажды исчезнуть, так и не рассказав, кто ты и что с тобой случилось. С каждым днем ты становишься для меня все большей и большей загадкой.
Ты не более реальна, чем туман в лунном свете. Я рассердился, что не могу владеть чем-то…, кем-то…, кого я так отчаянно хочу. Потому-то я и пытался тебя уязвить.
