Джейн Фэйзер - Почти невеста
– Боже милостивый, мэм, неужто столь сокрушительные последствия может повлечь за собой всего лишь двадцатичетырехчасовой визит? – спросил Джек с удивлением. – Леди Арабелла, неужели дело так скверно?
Губы Арабеллы дрожали, но она овладела собой, хотя далось ей это нелегко. Она заговорила примиряющим тоном:
– Леди Эслоп, мой брат назначил своим наследником герцога и, поступив так, отдал меня под его покровительство. Его светлость Сент-Джулз заменяет мне брата.
– Не вижу разницы, – объявила леди. – Если, конечно, он не прячет где-нибудь в доме жену. Она здесь, сэр? – Леди Эслоп погрозила Джеку пальцем.
Арабелла испытала укол жалости к этой женщине. Она ведь понятия не имела, с кем связывается. Поэтому поспешила сказать:
– Мэм… леди Эслоп… Пожалуйста… в этом нет необходимости. Личные дела его светлости меня не касаются.
– Вы понятия не имеете, миледи, какой урон это нанесет вашей репутации, – провозгласила Лавиния, и голос ее стал визгливым. – Я не могу вам разрешить оставаться здесь. Эслоп, вели подать наш экипаж. Леди Арабелла поедет с нами.
Виконт посмотрел на Арабеллу, которая только покачала головой. Он поправил свой парик, кашлянул в кулак и попытался что-то произнести. Джек отвернулся, чтобы налить себе бокал мадеры из графина на пристенном подвесном столике. Он поднял графин, молчаливо предлагая выпить его милости, который, пробормотав что-то нечленораздельное, протянул свой бокал, чтобы его наполнили.
– Эслоп! – воскликнула его супруга. – Ты не можешь пить с этим человеком. Мне не важно, что он герцог. Теперь скажи леди Арабелле, чтобы она захватила свой плащ. Она поедет с нами.
Джек поднес бокал к губам. Виконт залепетал:
– Моя дорогая, я не могу этого сделать. Это нас не касается… Леди Арабелла нам не родственница. Право же, мы не можем…
– Ваш супруг совершенно прав, леди Эслоп, – заговорил Джек. – И, хотя я уверен, что вы беспокоитесь о репутации леди Арабеллы и ее нравственности, думаю, что она может сама позаботиться о себе. Уверяю вас, что ваше участие в таком деле, несомненно, нежелательно, ни в коей мере не оправданно и не умно.
Лавиния недоуменно заморгала. Она почувствовала опасность, исходившую от этого человека, устремившего на нее взгляд серых холодных глаз. Она была не первой, кто терял дар речи под этим взглядом. Лавиния метнулась к Арабелле. При этом ее кринолин задел изящную вазу на золоченой подставке, и та угрожающе закачалась. Лэди Эслоп пыталась найти подходящие слова.
– Вы об этом пожалеете, леди Арабелла. – Это было все, что ей удалось вымолвить. – Пойдем, Эслоп. Я приехала сюда с добрыми намерениями, а вовсе не для того, чтобы выслушивать оскорбления.
Ее юбки взметнулись, высокая пудреная прическа, увенчанная голубиным гнездом, яростно закачалась, и она направилась к двери, ведущей из гостиной. Ее муж бросил беспомощный взгляд на Арабеллу и герцога, потом осушил свой бокал и, пробормотав какие-то бессвязные слова прощания, затопал вслед за супругой.
Арабелла упала на диван, не в силах сдержать хохота:
– О, Мэг будет рвать и метать, оттого что пропустила такое представление!
Он только улыбнулся и продолжал цедить вино мелкими глотками:
– Вас не волнуют сплетни?
– О нет, – подтвердила она, вытирая выступившие на глазах слезы. – Я, конечно, пожалею об этом. Злоба Лавиния не имеет пределов. И ее угрозы не пустые, слова. Она растрезвонит по всему графству, что я погибшая женщина и живу во грехе с самим дьяволом. Смею предположить, что после этого я буду подвергнута остракизму.
– Баррет заступится за вас, – предположил он.
– Сомневаюсь, что даже вмешательство сэра Марка исправит дело, – ответила Арабелла. – Но мои друзья меня не оставят. А на остальных мне наплевать.
– Кто ваш и друзья? – спросил Джек, не сводя с нее внимательных глаз.
– Кроме Мэг и Барретов… еще Дэвид Кайл и его жена. Он викарий, младший сын графа Данливи. Он славный и не поверит ничему дурному, тем более тому, что я связалась с Люцифером. И Мэри тоже замечательная. Оба они очень добрые, – сказала она, сделав ударение на слове «добрые». – Но по большей части, общаясь с ними, я чувствую себя червяком.
Она встала, полагая, что следующим ее нежданным гостем будет, вероятно, Дэвид. Лавиния не станет попусту терять время и изольет свой яд в его священническое ухо.
– Пойду поработаю в оранжерее, – бросила она через плечо, направляясь к двери.
– Буду ждать вас в столовой в пять часов. Надеюсь, что об этом мы договорились.
– Как скажете. – Арабелла, закрыла за собой дверь.
Всю оставшуюся часть дня она трудилась в грязи и жаре. Как и всегда, уход за орхидеями принес ей ясность духа. В то время как ее руки пересаживали, подстригали, поглаживали растения, ум ее работал ясно и четко. В середине дня она вышла поухаживать за розами и выполоть траву в саду камней, и там, утопая в запахе свежей земли, опираясь о нее руками и коленями, с глиной под ногтями, она вдруг с полной ясностью представила то, что весь день маячило на периферии ее сознания. Будет ли брак с Джеком Фортескью хуже, чем все остальное?
Она и Мэг частенько обсуждали свои взгляды на брак как институт, предназначенный для порабощения женщин. Он всегда был таким, и едва ли оставалась надежда на перемены. По крайней мере пока право принимать законы оставалось прерогативой мужчин. Но некоторым женщинам удавалось устроить свою жизнь по-иному. Они заводили любовников, царили в литературных и политических салонах, покровительствовали искусствам и даже оказывали влияние на королей. Принц Уэльский был другом Джека. И разумеется, герцогиня, жена Джека, должна была бы встречаться с принцем и принимать его в своем доме. Почему бы ему не стать и ее другом? И не прислушиваться к ее советам? Разумеется, высказанным деликатно и умно. Она была двадцативосьмилетней девственницей, положенной на полку доживать свой век. Сама по себе такая судьба была ужасной… но оставаться старой девой и при этом утратить независимость было просто невыносимо.
Арабелла присела, опираясь на ступни, совок выпал у нее из рук на колени, и она даже не заметила этого. Корнуолл, коттедж, огород, снисходительные родственники… Да о чем она думала? Она не могла спокойно отнестись к такому будущему. Разве в этом случае она обрела бы независимость? Она оставалась бы бедной родственницей, живущей из жалости как приживалка у людей, которых прежде никогда не видела. Не лучше ли принять судьбу и попытаться самой определять ее?
Джек Фортескью был чертовски прав: у нее нет выбора. Он раздражал ее, но не так, как незнание причины, по которой он так настаивал на браке. Он погубил Лэйси. Почему же хотел спасти ее? Она ни на минуту не поверила, что в его планы входило компенсировать ей потерю. У него были свои мотивы, и она понимала, что, пока не узнает их, будет в проигрыше.
