Роксана Гедеон - Великий страх

Впрочем, а можно ли укорять короля, укорять только за то, что он не желает проливать кровь?

К вечеру, когда уже смеркалось, королевский кортеж прибыл в столицу. Ехали так медленно, что я чувствовала себя совсем измученной. Я уже несколько дней не смыкала глаз и ничего не ела; платье у меня помялось, прическа растрепалась. У меня даже не было времени отмыть руку от крови. В одной карете со мной плакал от голода дофин Шарль Луи. Ему хотелось есть и, видя вокруг себя множество пик, на которых были наколоты буханки хлеба, он просил хотя бы кусочек. Королева суровым тоном сказала сыну, что у этих людей ничего просить не следует, и бедный ребенок замолчал.

– Мы везем в Париж пекаря, пекариху и пекаренка! – радостно кричали мятежники, имея в виду короля, королеву и их сына.

Аксель де Ферзен ехал рядом с каретой. Изредка королева тайком протягивала ему руку и он, не осмеливаясь поцеловать ее в присутствии короля, обменивался с Марией Антуанеттой незаметным рукопожатием. Они любили друг друга, я это видела.

Что касается маркиза де Лескюра, то я потеряла его из виду еще утром. Он был ранен, возможно тяжело… На всякий случай я передала адрес его жены королеве.

– Лескюр – это такой блестящий офицер, голубоглазый блондин, да? – спросила она.

– Да, мадам.

– О, он жив, я знаю. Я видела, как он вскочил на лошадь. Наверняка он едет сейчас с фландрским полком. В трехцветной кокарде…

Солдат фландрского полка заставили снять белые роялистские отличия и надеть новые, патриотические, трехцветные.

– Ах, ваше величество, – проговорила я, – сомневаюсь, чтобы маркиз де Лескюр был в такой кокарде, даже если бы ему угрожали смертью.

После въезда в Париж был еще длинный и утомительный прием в Ратуше, где академик и талантливый ученый-астроном Сильвен Байи, ставший мэром Парижа после того, как его предшественник Флессель был растерзан чернью, читал длинную речь, вызвавшую раздражение королевы. Только к одиннадцати вечера королевская семья прибыла в Тюильри – дворец, где ей отныне предстояло поселиться.

Здесь не было ни ужина, ни кроватей, и размещаться пришлось по-походному. Королева заняла помещение графини де ла Марк, а король – маршалов де Ноайля и де Муши. Ужин им готовил повар, одолженный у графини.

Дофину не нравился Тюильри, холодный и неуютный:

– Здесь так сыро! И такие маленькие комнаты! Матушка, давайте уедем отсюда!

Мария Антуанетта нежно обняла ребенка.

– Ваше высочество, Тюильри был построен при Екатерине Медичи, здесь жили Карл IX, Генрих III и Генрих IV. Здесь жил даже Людовик XIV. Неужели мы будем капризнее ваших великих предков?

Она забыла прибавить, что в то время дворец имел несколько иной вид.

Я сочла, что мой отель на площади Карусель будет более уютным, чем та Каморка, которую мне могли выделить в Тюильри. Мария Антуанетта отпустила меня. Мы с Маргаритой вернулись домой около полуночи и были, особенно я, в ужасном виде.

Я не хотела ничего другого, кроме ванны и теплой постели. Я даже не могла есть. Впервые в жизни мне выпали такие трудные и опасные два дня.

– Смотрите-ка, – сказала Маргарита, – чей-то конь привязан к дереву. Кто-то приехал, да?

– Какой-то военный вас уже несколько часов дожидается, – сообщила Колетта, одна из служанок. – Он приехал в восемь вечера и так настаивал, что я не могла его не впустить.

Холодея от радости – да, именно холодея, – я проговорила:

– Как его зовут, Колетта?

– Не знаю, сударыня. Мне кажется, что он из флота.

– Где он ждет?

– В главной гостиной, сударыня.

Подобрав юбки, я побежала туда. Я знала, кто приехал, я была уверена в этом и благодарна ему. Я даже не смела надеяться… Мне казалось, что я сойду с ума от счастья. Я позабыла обо всем на свете – о своем ребенке, о революции, которая питает ко мне враждебность, о себе самой. Во всем мире существовало только это восхитительное ощущение счастья, близость Франсуа, его руки и его губы на моих губах.

Задыхаясь от счастья в его объятиях, я откинулась назад, желая рассмотреть его повнимательнее. Я не спрашивала, где он был, когда в Версале меня хотели убить, почему появился только сейчас и почему не защищал меня. Я видела только несколько серебряных нитей в его черных как смоль волосах. Сердце у меня сжалось от любви и тревоги: ему ведь всего тридцать четыре года! До чего доведут его эти бесконечные политические распри?

– Вы пришли! – прошептала я радостно. – О, Франсуа, я совершенно очарована вашим появлением.

– Вы даже не сообщили мне о своем приезде. Я не знал вашего адреса, я ничего о вас не знал… Вы поступили скверно, моя дорогая, я страшно сердит на вас.

На глазах у меня показались слезы. Я порывисто обняла Франсуа и прижалась губами к его губам. Шаги горничной, раздававшиеся за дверью, вернули меня к действительности, и я смутилась.

– Боже, я стала так нервна…

Он обнимал меня, ласкал так страстно и неудержимо, что у меня подогнулись колени и кровь прихлынула к щекам. Я готова была забыть об усталости, лишь бы принадлежать ему, удовлетворять его страсть, пусть даже он будет невнимателен и тороплив. Я хотела отдаться ему, полностью, целиком, совершенно отрешиться от собственной сути, настолько переполняла меня любовь.

– Ну, разве вы так ничего мне и не скажете? – прошептала я умоляюще в перерыве между двумя поспешными поцелуями.

– Вы самая прекрасная женщина на свете.

– Нет, не то.

– Я люблю вас.

Это было все, в чем я нуждалась.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ВИСЕЛИЦА НА ГРЕВСКОЙ ПЛОЩАДИ

– Дениза, я так рада за вас. Я желаю вам самого доброго… А вы, Арсен, должны беречь жену – она настоящее сокровище.

Сегодня, 14 февраля 1790 года, моя служанка Дениза была обвенчана в церкви Сен-Катрин с моим лакеем Арсеном Эрбо. Самое замечательное было то, что сегодня был день святого Валентина, – день влюбленных. Самое подходящее время для брака. Я вспомнила, что вышла замуж за Эмманюэля 5 мая, а между тем нет худшего месяца для заключения брака, чем май.

– Возьмите, Арсен. Это будет для Денизы приданым.

Я протянула этому могучему здоровенному парню бумагу, которая давала право на получение двух тысяч ливров ежегодной ренты. Это был мой подарок в день их свадьбы.

– Вы так добры, мадам, – смущенно пробасил Арсен.

– Думаете ли вы по-прежнему служить у меня?

– Конечно, мадам, – вмешалась Дениза. – Мы бы хотели еще лет пять или шесть прослужить у вас, чтобы поднакопить денег. А потом Арсен мог бы открыть мастерскую – он такой хороший чеканщик…

– Маргарита покажет вам вашу новую комнату.

Я была довольна, что они остаются. Никто лучше Денизы не умеет крахмалить белье. А до тех пор пока в доме такой великан, как Арсен, можно не бояться никаких грабителей.