Гувернантка из Лидброк-Гроув - Виктория Анатольевна Воронина
Никакого стремления экономить на окнах в Торнбери не наблюдалось. Я насчитала их более тридцати. Казалось, их выстроили с чувством подчеркнутого пренебрежения к злосчастному налогу, и меня радовало, что Торнбери имел чувство собственного достоинства. Я быстро привязалась к этому поместью, и казалось, что его дух тоже дружески принял меня и позволил мне, бесприютной страннице, прочно обосноваться в нем.
Вечером четвертого дня вернулся Дориан. Я как раз зажгла первую свечу, чтобы рассеять огнем сумеречный свет и увидела из окна спальни, как баронет Эндервилль соскакивает со своего коня перед парадным входом особняка. Редкие снежинки начали кружиться над его непокрытой головой, но он, не обращая на холод никакого внимания, передал поводья груму и обменялся несколькими словами со встретившим его лакеем перед тем, как войти в дом.
Море радости тут же разлилось в моей груди. Я не знала, захочет ли Дориан в этот вечер увидеть меня, но на всякий случай тут же переоделась в одно из новых своих платьев, которые мне доставили от местной портнихи благодаря любезности Дориана. Миссис Хэйт не слишком торопилась с моим заказом, когда я была стеснена в средствах, но щедрое вознаграждение от баронета Эндервилля заставило ее в течение двух дней не только завершить ранее заказанную мной одежду, но и сшить новую. Благодаря этому обстоятельству я могла надеть тщательно ею пошитое шелковое платье синего цвета, что придало мне дополнительную уверенность в себе.
Мои приготовлениения к встрече не остались напрасными. Экономка вскоре вошла в мою комнату и доложила:
- Мисс Линн, хозяин просит вас спуститься к нему для вечернего чая.
- Иду, миссис Эббот, - отозвалась я, поспешно накидывая на плечи теплую пуховую шаль и устремляясь к лестнице.
Дориан ждал меня в гостиной возле горящего камина и быстро обернулся на звук моих шагов. Лакей в это время принес блюдо свежих пирожных, а горничная уже заканчивала раставлять на чайном столике мейсенский сервиз с нежной росписью полевых цветов. После окончания своего дела они быстро удалились, и Дориан подошел ко мне с приветливой улыбкой, которая очень красила его красивое и мужественное лицо.
- Эмма, я очень рад приветствовать вас в своем поместье, - тепло сказал он, неотрывно глядя в мои глаза. Сумерки совсем сгустились, перейдя в темноту, но свет многочисленных свечей в гостиной создавал особый мягкий уют и придавал Дориану дополнительное, окончательно покорившее меня обаяние. В тот вечер им была оставленна всякая официальность в разговоре то ли потому, что я только оправилась от болезни, то ли потому, что он соскучился по мне, и искренне желал показать дружеские чувства. В ответ я поклонилась ему, вне себя от счастья таким его душевным обращением, и прошептала:
- Баронет Эндервилль, я всю жизнь буду у вас в долгу за то, что вы спасли меня от смерти.
- О, не нужно преувеличивать, милая Эмма, - ответил он, покраснев от смущения. – Любой прохожий сделал бы для вас то же самое, а я еще должен печься о вас по долгу дружбы.
В этот момент стенные часы над камином начали бить пять часов вечера, и Дориан пригласил меня за столик. Я разлила в чашки чай, и Дориан с приличествующей словесной благодарностью принял от меня одну из них.
Приятное тепло от горячего напитка разлилось по нашим телам, располагая к дальнейшему разговору и душевному общению. Как мне хотелось задать Дориану ряд нетерпеливых вопросов по поводу его долгого отсутствия, но правила приличия требовали от меня дать ему возможность высказаться первым.
Дориан сделал еще один глоток чая и начал:
- Эмма, на правах вашего друга я хочу спросить вас, по какой причине вам отказали от места Меллоуны? Опасаюсь, что для вас это болезненный вопрос, но я должен разобраться в этом деле, чтобы защитить ваши интересы.
Моя рука, держащая чайную чашку, задрожала. Ни за что на свете я не желала бы давать ответа на интересующую Дориана тему, но понимала, что умалчивание ни к чему не приведет, рано или поздно пересуды дойдут до его слуха и потому тихо проговорила:
- Мистер Меллоун обвинил меня в том, что я пыталась соблазнить его.
Рука Дориана, до той поры спокойно помешивающая сахар в чашке, застыла. Затем он, с силой звякнув серебряной ложечкой, гневно воскликнул:
- Вот как!!!
- Дориан, клянусь, я этого не делала! – быстро проговорила я, испугавшись, что он превратно может понять мои слова.
Усилием воли Дориан взял себя в руки и мягко сказал мне:
- Эмма, успокойтесь, я ни на минуту не усомнился в вас. Мистер Меллоун вовсе не принадлежит к числу тех мужчин, в которых безоглядно влюбляются молодоые девушки, а сами вы бескорыстны. Я прекрасно знаю, что вы отказали в своей руке вашему кузену, который является одним из самых богатых холостяков Лондона. Так что нет ни одной причины для безнравственного поведения лично для вас, и я намерен публично призвать мэра нашего города к ответу.
- Нет, Дориан, прошу вас, не делайте этого, - начала просить я его, умоляюще сложив руки.
- Почему, Эмма? – удивился он. – Я же хочу очистить вашу репутацию.
- Боюсь, что вся эта скандальная огласка тяжело подействует на моего воспитанника Тома и повредит его будущему, - вздохнула я. – Он очень впечатлительный мальчик, ему доставило большое страдание сцена моего изгнания из его дома, а тут еще один скандал окончательно может навредить его душевному здоровью. Мне хотелось бы еще раз встретиться с Томом, чтобы он убедился – со мной все в порядке.
Моя речь произвела большое впечатление на Дориана, и он спросил:
- Вы в самом деле так сильно привязались к мальчику?
- Да, он настоящий друг, - улыбнулась я.
- Эмма, я ни в чем не могу отказать вам. Не буду придавать вашему изгнанию огласку, придумаю другой
