Древний Рим. Честь преторианца - Регина Грез
– Ты хотел еще о чем-то со мной поговорить? – робко осмелилась я напомнить о своей персоне.
Катон затих, часто дыша и неприятно щелкая суставами пальцев.
– Да, хотел… Садись рядом. Скажи, насколько ты дружна с Боратом? Я заметил, что во время приема он порой смотрел на тебя. Этой ночью вы делили ложе?
– Нет… нет же… – в крайнем смущении залепетала я, будучи просто не готова к такому прямому вопросу.
– Мне донесли, что ты была у него в казарме. Я не против вашего сближения. Ты молода и красива, хочешь возлечь с мужчиной, и я не сужу твой выбор, хотя в будущем мог бы подобрать партию получше. Но мне нужно кое-что знать… Валия, ответь, так ли предан Борат своему цезарю, как все вокруг говорят?
От обидных подозрений Катона у меня даже в голове помутилось.
– Намекаешь, что он намеренно пропустил удар? Нет, клянусь жизнью, Грани просто оказался чуть-чуть быстрее.
– Жаль. Очень жаль.
Катон посмотрел на меня странно-пытливым взглядом. И это свое сожаление он произнес сейчас с какой-то насмешливой досадой. О чем именно он жалел – вот загадка. О чрезмерной ловкости Грани, об оплошности Бората или же о том, что удар плясуньи так и не достиг цели.
– Я слышал, вчера ты рыдала, выходя из терм после Фурия? Он чем-то обидел тебя во время своего омовения?
Противный старик, конечно, ему все известно, так зачем вытягивает из меня рассказ о недавнем унижении.
– Тит Сергий, не дави на больную мозоль, я и так не знаю, как мне быть дальше!
Катон отечески улыбнулся, добродушно похлопав меня по спине:
– Могла бы мне поведать свои печали, но ты побежала за утешением к Борату, а после до утра пьянствовала с любимыми свинками цезаря. Но тише, тише, я все понимаю, ты еще молода и хочешь развлекаться. Тебя, как и Фурия, влекут не одни лишь поэтические строки, я-то вижу, что под этой аметистовой паллой бьется очень пылкое и горячее сердце. Не грусти… попробуй-ка ежевику, она освежает ум и улучшает память. Мне посоветовал ее на завтрак Лепид.
А если хочешь совет умного человека, то будь дружна со всеми во дворце, и с простаком – солдатом, и с глупыми гусынями, которые сегодня сорят золотыми, а завтра отправятся в дешевый трактир – ублажать бедноту, и даже с этим проворным германцем. Ты понравилась ему, я заметил. Грани остался здесь и вы еще не раз встретитесь, так заговори же с ним и не скупись на улыбки.
Я поверить не могла, он что, всерьез хочет сделать из меня шпионку, других слуг для таких целей нет на примете.
– Зачем мне общаться с херуском?
– Дитя мое, не притворяйся наивной. Мне нужно знать, что на уме у грязного варвара.
– А также у Бората… у Афеса… у Мелины… у Фурия, в первую очередь, – раздраженно выпалила я, вскакивая с места.
– И у каждого воробья в саду, если сумеешь выучить птичий язык.
Катон засмеялся, прикрыв восковые веки, – лицо его внезапно напомнило одну из гипсовых масок, висевших в таблинуме. А потом резко стало серьезным и даже жестким.
– Не бойся, Валия. Я сумею вознаградить тебя за труды и преданность. Только служи одному лишь мне, иначе горько пожалеешь.
Внутренне содрогнувшись, я постаралась ответить честно:
– Из всех людей в Риме, кого я знаю лично, ты один кажешься мне справедливым и надежным человеком, радеющим за благо империи. Ты говоришь со мной прямо, будто мы равны, хотя это, конечно, не так. Ты не унижаешь меня ни словом, ни делом, только немного пугаешь, но я понимаю причины, тебя самого гложет беспокойство и… и даже страх, прости за откровенность, мы все чего-то боимся в жизни. Я обещаю быть с тобой честной. Но я так мало могу, поверь.
Внимательно выслушав мое признание, Катон глухо ответил:
– Я тебе верю, Валия. И верю в тебя. Я подозреваю, что Фурия не будет на Палатине несколько дней, а потом он прилетит в Рим, как бешеный зверь, чтобы насладиться кровавыми зрелищами в амфитеатре. Чем ты хочешь заняться эти несколько свободных дней, женщина?
Я с трудом сглотнула слюну от волнения, даже на мгновение задохнулась от забрезжившей надежды на бегство.
– Дорогой Тит Сергий, прошу тебя, позволь мне увидеть Рим не из раздернутых занавесок лектики, а как обычный гражданин, гуляющий в сандалиях по раскаленной от солнца мостовой. Я желаю хотя бы на день вырваться из этого расписного ароматного ларца на волю. Поговори с Афесом, дай разрешение на прогулку.
Катон понимающе кивнул, все так же усмехаясь и глядя себе на скрещенные голые лодыжки.
– Это легко устроить, Валия. Но, чтобы ты не забыла дорогу назад и не потерялась в толпе, с тобой пойдет личная охрана. Кого бы ты хотела видеть рядом?
– Ммм… только не отряд вооруженных преторианцев.
– Рано-рано ты себя возомнила столь важной персоной, но мне нравится твой настрой и амбиции, – ехидно заметил советник. – Хватит и одного солдата, я даже могу назвать его имя.
Покраснев от противоречивых мыслей, я еле слышно пробормотала:
– А Бората точно отпустят? Вдруг у него недавно уже был выходной…
На этот раз Катон уже открыто расхохотался, а потом позвал секретаря и велел составить пропуск для меня и приказ по поводу завтрашнего поручения Борату. Потом в виде печати к папирусу смачно приложился именной перстень казначея, и я в порыве радостного смущения поцеловала Катона в лоб, не заметив милостиво протянутой руки.
Кажется, моя вольность несколько озадачила старика, но я уже попросила позволения убежать в свои покои для обдумывания планов завтрашней прогулки. В первую очередь мне хотелось навестить моего приятеля Фарбия. Надеюсь, вместе с Боратом мы сумеем разыскать в Субуре жилище рыбака Пуго – отца гистриона.
Глава 20. На улицах города
Природа – тот же Рим и отразилась в нем.Мы видим образы его гражданской мощиВ прозрачном воздухе, как в цирке голубом,На
