Бледная звезда при дворе Валуа - Ева Арк
Однако вскоре после осады Буржа, который капитулировал 31 августа, через Монтаржи прошла католическая армия, вызвав большой ужас у протестантов этого города. Рене, когда услышала о приближении этих нежеланных гостей, «чрезвычайно забеспокоилась» и посоветовала своим приближённым Кулонжу и Пьеру Антену удалиться на время в соседний замок, владелец которого был настроен дружелюбно к ней. Гугенотское же население нашло убежище в замке своей госпожи, который был переполнен и напоминал госпиталь.
Кардинал Лотарингии и Анна д’Эсте, находившиеся в авангарде армии, первыми появились в Монтаржи. Они попытались развеять опасения Рене, заверив её:
— Король не желает ареста никого из гугенотов, а только мятежных повстанцев, которые захватили его города!
Затем прибыл сам Карл IХ, а за ним — герцог де Гиз. Король, как говорят, «очень ласково встретил мадам, свою тётю, несколько раз поцеловал её и проливал слёзы». Отсюда был сделан вывод, что «в то время война ему не нравилась».
— Но его так держали под контролем, — продолжает современник, — что он не мог долгое время разговаривать с Рене наедине.
Тем временем армия, расквартированная в Монтаржи, оправдала страх, с которым ожидалось её прибытие. Так как сами гугеноты были вне досягаемости, то фанатичные солдаты снесли сиденья и кафедру в протестантском храме, а также заново установили столько изображений и алтарей, сколько смогли найти. Те, кто был изгнан из Монтаржи за подстрекательство к мятежу, воспользовались этой возможностью вернуться, высказывая угрозы в адрес тех, кто был вне их досягаемости, о чём было доложено Рене. По её просьбе король приказал провозгласить под звуки труб:
— Никакое оскорбление не должно быть нанесено ни одному человеку любого вероисповедания под страхом смертной казни!
Солдат, осмелившийся нарушить это постановление, был немедленно повешен, беспорядки прекратились, и в городе воцарилось спокойствие.
Но покой самой Рене был нарушен её грозным зятем. Герцог де Гиз перед своим отъездом лишил её власти в Монтаржи и передал её лучнику своей гвардии по имени Рейно, отступнику от реформаторской религии и по этой причине его любимцу. Однако он не удовлетворился этим и решил нанести решающий удар своей тёще-еретичке во время осады Орлеана. К тому времени король Наварры умер от раны, полученной при осаде Руана, принц Конде был пленником в руках Гизов со дня роковой битвы при Дрё, а коннетабль — заперт в Орлеане, так что, казалось, всё было во власти Франциска. Поэтому, не имея причин бояться быть привлечённым к ответственности за свои преступления, он отдал приказ от имени короля, что Рене следует вывезти из Монтаржи, «этого гнезда гугенотов», и обязать поселиться в одном из трёх следующих дворцов: Фонтенбло, Сен-Жермен-ан-Лэ или Венсенский замок.
В оправдание своих действий Гиз заявил:
— Город и замок Монтаржи имеют очень большое значение для службы королю!
Выполнение приказа было возложено на Пулена и Маликорна, капитанов гвардии, которые со своими отрядами должны были вселить ужас в сердце герцогини и принудить её к немедленному подчинению. Горожане поспешили открыть им ворота.
— Сразу же население начало бушевать с ещё большей дерзостью! — свидетельствует хронист.
Из окон своего замка Рене смотрела вниз на разъярённую толпу и свирепых солдат, которые вытащили из постели больного гугенота и безжалостно избивали его. В отчаянии несчастный страдалец бросился в реку, где по нему открыли огонь из аркебуз, а потом добили кинжалами. Но в сердце принцессы не было ужаса. Её ответ на призыв о капитуляции был столь же бесстрашным, сколь и решительным:
— Я ясно вижу, что меня хотят свергнуть не из-за королевской службы. И нет никаких оснований для утверждения, что Монтаржи является местом большой важности, потому что ни город, ни замок не могут выдержать штурма.
Кроме того, Рене отрицала, что в её замке находился хоть один человек, который не был бы смиренным слугой короля.
— Мой переезд, — добавила принцесса, — в любой из вышеупомянутых дворцов, которые не укреплены, и два из которых находятся у самых ворот Парижа, подверг бы меня риску резни, которой я не заслуживаю и которой, как я хорошо знаю, король, мой племянник, не намеревается меня подвергнуть.
Поэтому она умоляла Пулена вернуться ко двору с дворянином из её окружения, чтобы узнать истинную волю Карла IХ. Но во время его отсутствия Маликорн, желая показать себя верным слугой Гиза, который присвоил ему титул шевалье, в надежде на дальнейшее повышение, осмелился угрожать Рене, чтобы заставить её сдаться. Он пугал её штурмом цитадели с помощью таранов и даже зашёл так далеко, что попросил у маршала Бирона несколько пушек, которые тот привёз из Парижа для осады Орлеана. Но «дама Монтаржи» ответила выскочке по-королевски, попросив его остерегаться того, что он делает, поскольку никто во всей Франции не имел над ней никакой власти, кроме короля. И заверила его, что, если он нападёт на её замок с артиллерией, она первой, рискуя своей жизнью, попытается выяснить, настолько он или кто-либо другой безрассуден, чтобы осмелиться убить дочь лучшего и могущественнейшего из королей! После чего, в свой черёд, пригрозила:
— У меня нет недостатка в друзьях и родственниках, которые горячо отомстили бы за любой вред, нанесённый мне, и подвергли бы наказанию самого сурового рода не только Вас, но и Ваших детей, даже тех, кто в колыбели!
Маликорн, не ожидавший такого отпора, дрогнул перед суровой решимостью дочери короля и воздержался от насильственных мер. Должно быть, он с неохотой отказался от этого, поскольку намеревался обогатиться за счёт тех, кто укрылся в поисках безопасности в замке.
Смертельная рана, нанесённая герцогу де Гизу под Орлеаном, окончательно выбила оружие из рук его капитана. Получив поразительные новости, Маликорн поспешил обратно, и, хотя он потом вернулся в Монтаржи, стало ясно, «что с ним всё было так, как с органами, которым не хватает дыхания». Вскоре после этого он вообще покинул это место.
Рене же оплакивала гибель зятя и даже высказала несколько обвинений в адрес Кальвина. В ответ реформатор уверял её, что не раз сдерживал тех, кто жаждал окропить свои руки кровью Гиза:
— Я