Альбер Бланкэ - Война амазонок
– Что бы вы ни приказали, герцогиня, я на все готов. Какая опасность может устрашить меня, когда мне подают пример такие прекрасные амазонки, как вы и госпожа Мартино?
Минуту они стояли молча и недоверчиво смотрели друг на друга. Герцогиня заговорила первая, опять протянула ему руку, но вдруг она залилась слезами и в глубокой печали упала в кресло.
– Что с вами, герцогиня? – спросил Бофор с самым искренним участием.
– Ах! Как вы должны презирать меня…
– Что это вы говорите?
– Простите меня, герцог, я самая жалкая женщина на свете! Вчера, когда я говорила с вами у Тюильри…
– Так это были вы?
– Сама не знаю, какой инстинкт ревности увлекал меня. Я находилась в доме честного Мансо в то время, когда была похищена молодая девушка. Позже я узнала, что вас обвиняют… Но я уверяла себя – нет, Бофор, которого я знала, не способен на такую низость!.. Мне все еще дорога ваша слава, а между тем как давно я не имею на это никакого права.
– Милая Анна, вы лучшая, благороднейшая женщина, и, конечно, я не могу требовать от вас отчета, в каком состоянии находится сердце, на которое вы позволили мне некогда надеяться. Тот, кого вы теперь любите…
– Ах! Герцог, пощадите меня!
– Нет, герцогиня, нет, я должен объясниться с вами. Тут дело идет о моей чести: уважение и любовь, которые я до конца жизни буду к вам питать, внушают мне эту обязанность. Ларошфуко недостоин вас.
– Что вы сказали?
– Это не донос, не слово, вырвавшееся в минуту досады, герцог вам верен, но ум его не принадлежит к числу тех, которые выбирают прямой путь. Он из рода политических мучителей, которые по примеру Мазарини и Гонди любовь делают орудием своего честолюбия. Он толкнул вас на этот опасный путь, для которого вы не созданы, сколько бы самоотвержения и преданности вы ни доказывали вашему знаменитому брату. Видите ли, я разгадал его, он надеется через вас достигнуть власти.
– Что вы говорите?
– Да, великодушнейшая из женщин! Ослепленная страстью к человеку, самому остроумному во всей Франции, вы не видите, что он играет в партии принцев ту же роль, какую занимает кардинал у королевы, а Гонди у народа. Ему только бы успеть, а что ему до того, что вы будете разбиты, опозорены, осмеяны даже вашими приверженцами, которые теперь окружают вас почетом и благоговением.
– Герцог! Герцог! Это важное обвинение, и тем ужаснее оно, что…
– Доканчивайте.
– Что и я, может быть, одна я поняла вас.
– Меня?
– Да. Как и он, вы честолюбец, и вы скрываете вашу цель, чтобы обманывать и сбивать с пути.
– Положим, герцогиня, но позвольте, минуту. Если бы я был тем, как вы говорите, неужели стал бы я выказывать притворную невозможную любовь перед благороднейшей женщиной, которая готова с радостью ввериться мне? Нет, никогда. Я обратился бы к женщинам, предающимся минутной прихоти и готовым без зазрения совести всем жертвовать для своего честолюбия.
– А госпожа де Монбазон?…
– Она женщина без души и без убеждений, поглощенная бездной страстей. Вы сами никогда не верили, чтобы было что-нибудь искреннее в связи, составленной по случаю и обстоятельствам.
– Она хвастается тем, что отняла вас у меня! Признаюсь, это, может быть, самое жестокое оскорбление для меня.
– Успокойтесь, если мое сердце не может принадлежать вам, то оно предастся только той женщине, которая на вас будет похожа… Если только такое сходство возможно в этом мире.
– Герцог, – начала она и медлила в нерешительности.
– Что вы хотите спросить?
– Вы никого не любите? – спросила она с искренностью, требовавшей и ответа искреннего.
– Никого, – отвечал Бофор резко.
– Клянитесь честью дворянина!
– Никого, говорю вам.
– Отчего вы не хотите поклясться?
– Если бы я действительно был, как вы говорите, глубоким политиком, работающим для тайной цели, честолюбцем, мечтающим о перевороте в государстве, тогда мне не стоило бы никакого труда произносить перед вами всякого рода клятвы.
– Так вы любите кого-нибудь?
– Когда-нибудь я вам это скажу, – произнес Бофор странным голосом, так что герцогиня была поражена удивлением.
Вошла госпожа Мартино.
– Лошади готовы, – сказала она, – едем ли в Гавр?
– Как! – сказал Бофор, – так вы для этого дела требовали моей помощи?
– Ни для чего другого, – отвечала герцогиня, направляясь к двери.
– Так вы отправляетесь освобождать ваших братьев, принцев Кондэ и Конти?
– Именно так.
– Но с ними… Разве вы забыли? С ними находится ваш муж, герцог Лонгвилль.
– Ну так что же?
– Но герцог де Лонгвилль муж ревнивый, подозревающий и неумолимый, он запрет вас в своем замке и не допустит до вас живой души!
– И все-таки освободим их, а там увидим, что будет. Герцог де Лонгвилль немножко смахивает на господина Мартино, а моя милая Генриетта научила меня, как надо обуздывать мужей и заставлять их повиноваться.
– О! Герцогиня, я совсем другое дело! Я питаю к мужу любовь, самую… – Генриетта не смела закончить и покраснела.
Герцогиня обняла ее и поцеловала в лоб с видом королевы и ангела с обрезанными крыльями, словом, с тем видом, с которым она покоряла сердца.
Все вышли во двор, где ожидали их верхом Жан д’Эр, Ле Мофф и десять его воинов в полном вооружении – как будто они собрались на войну. Дамы надели маски и сели на лошадей, но когда привратник отворил ворота, с улицы вбежал человек.
– Капитан, – сказал он, обращаясь к Ле Моффу.
– Что случилось? – спросил тот, выезжая из ворот.
Вместо ответа посыльный указал ему на таинственную амазонку, стоявшую посреди улицы.
– Господин Ле Мофф, – сказала она звучным голосом, – вы забываете свои условия.
– Никак нет, сударыня, – отвечал тот нахально.
– Вы мне нужны на этот вечер.
– А вон там поставлены люди, чтобы предупредить меня вовремя.
– Эти люди, вероятно, плохо исполняют свою обязанность, мне пришлось предупредить их.
– Так сегодня вечером?
– Да, непременно сегодня вечером.
– В таком случае вы позволите мне представить вам новобранцев, которые, наверно, с радостью примут участие в ваших делах.
Женщина в маске подъехала к воротам и зорко взглянула на кавалькаду, освещенную факелами.
– Я знаю госпожу Мартино, – сказала она, – на ее мужество можно положиться. А герцог Бофор давно уже принадлежит к нашим.
– Куда же вы нас поведете, прекрасная дама? – спросил герцог, подъезжая к ней.
– Мое предприятие очень важное, и я не хотела бы…
– Сударыня, – вмешался Ле Мофф, – все может уладиться. Мы с вами отправимся на улицу Дракона, а потом вы поедете с нами по нашему делу, и будет у нас разом два успеха.
