Лаура Кинсейл - Летящая на пламя
Девушка сидела, глядя на море и размышляя с беспокойством, а порой и отчаянием, о том обороте, который приняли события. Отправляясь в это путешествие, она ждала от него всего чего угодно, но только не скуки. Последние две недели она провела взаперти, с тоской глядя на изношенные вылинявшие занавески, облупленные тазы и грязные окна дешевых квартир, которые они снимали. Ей было запрещено выходить на улицу, разговаривать с людьми, а кроме того, она почти не видела своего отважного защитника, который целыми днями был занят, готовясь к отъезду, а ночи проводил неизвестно где.
Когда она однажды осмелилась спросить его, где он бывает по ночам, Шеридан ответил, что это не ее дело и ей не следует повсюду совать нос.
Олимпия живо представила себе тайные встречи с членами нелегальных организаций, явки и пароли, письма, подписанные вымышленными именами руководителей подпольных групп, и ее охватил трепет восторга, несмотря на легкое раздражение от того, что Шеридан ничего не хотел ей об этом рассказывать.
После обеда на верхнюю палубу поднимался старший сын чахоточной леди и уводил ее в каюту, чтобы она могла вздремнуть там часок-другой. А за Олимпией никто не приходил, и ей становилось обидно. Она вынуждена была долгие часы просиживать в одиночестве на палубе, поскольку якобы не могла самостоятельно спуститься в свою каюту, будучи «калекой».
Однажды к Олимпии, сидевшей в полном одиночестве, подошел матрос с ведром дегтя в руках. Он робко кивнул девушке, и его песочного цвета косичка чуть дернулась в такт движению головы. Матрос присел на корточки около ее кресла и начал замазывать дегтем трещины в палубе рядом с мачтой. Работая, он беспрестанно зевал.
— Вас, должно быть, клонит в сон, — сказала Олимпия, пытаясь завязать разговор.
Парень вздрогнул и, повернувшись к Олимпии, с изумлением посмотрел на нее.
— Мэм?
— Я сказала, что вас, должно быть, клонит в сон. Вы зевнули три раза подряд.
— А-а! — протянул он и пожал плечами. — Это оттого, мэм, что мы все здесь мало спим. Четыре часа отдыха, и снова заступай на вахту.
— Четыре часа? — удивилась Олимпия. — Но почему так мало?
— Таков приказ капитана, мэм. И простите, мэм, но нам запрещено разговаривать во время вахты, тем более с пассажирами.
— Но почему? — возмущенно спросила она. Парень снова пожал плечами.
— Не могу знать, мэм, — сказал он и многозначительно взглянул на Олимпию. — Так приказал капитан.
Олимпия помолчала, а матрос снова принялся за работу. Задумавшись, она начала, как всегда, покусывать нижнюю губу, но когда парень нагнулся совсем рядом с ее креслом, она снова заговорила с ним шепотом:
— Капитан, наверное, жестоко с вами обращается? Матрос замер, а затем оглянулся по сторонам и, не сказав ни слова, продолжил свою работу. Не поднимая головы, он промолвил, понизив голос:
— Да, он очень крут. Работаешь целыми днями без выходных и даже словом не можешь ни с кем перемолвиться. Нас кормят хуже, чем собак. Тухлой солониной.
— Тухлой! А вы говорили ему об этом?
Матрос бросил на нее быстрый взгляд и снова опустил голову.
— Простой матрос не имеет права разговаривать с капитаном, мэм. Это не положено. Капитан отдает приказы, а мы их выполняем. Мы не смеем жаловаться, мэм.
— Но тогда чем же вы отличаетесь от рабов? Неужели у вас нет никаких прав?
Парень не ответил ей. Олимпия кипела от негодования, чувствуя, как бешено бьется сердце у нее в груди.
— Сэр, — горячо зашептала она, — я думаю… я полагаю, что смогу помочь вам.
Парень бросил на нее удивленный взгляд.
— Я прекрасно сумею справиться с этим делом, — убежденно заявила она. — Я точно знаю, как облегчить вашу участь и сделать так, чтобы справедливость восторжествовала.
Говоря это, Олимпия имела в виду те многочисленные политические памфлеты и трактаты, которые успела прочитать за свою жизнь и которые содержали подстрекательские идеи общественного преобразования на якобы справедливый лад. Однако, видя по выражению лица, что матрос не верит ей, Олимпия не удержалась и выпалила:
— Вы, наверное, думаете, что я всего лишь слабая женщина, но, уверяю вас… — Она осеклась, вовремя спохватившись. Парень глядел на нее во все глаза. Придя в сильное смущение, Олимпия продолжала: — Вы можете полностью доверять мне. Я должна сказать вам по секрету — только это строго конфиденциально, — что я путешествую инкогнито с… — Олимпия закусила губу, — …с братом. Возможно, вы не узнали его, но это капитан Шеридан Дрейк. Только прошу вас, никому об этом не говорите! Будучи сторонниками демократии, мы с ним направляемся сейчас… в одно место, где вскоре произойдет революция.
Матрос открыл рот от изумления.
— О Боже! — выдохнул он. — На борту этой посудины сам капитан Дрейк? Настоящий герой?
Олимпия кивнула.
— Вы все верно поняли, но только никому ни слова об этом.
Парень облизал пересохшие от волнения губы и замотал головой. Олимпия улыбнулась.
— Теперь вы понимаете, что я действительно могу помочь вам, если вы будете делать то, что я скажу. Вы согласны?
Он вытер губы рукавом. Олимпия увидела, как на его загорелом горле заходил кадык.
— О Боже! — повторил матрос. — Можете рассчитывать на меня, мэм, я с вами!
Олимпия скрыла от него охвативший ее восторг. Все происходило так, как она и представляла себе: одного дуновения свежего ветра свободы достаточно для того, чтобы несчастный угнетенный человек расправил плечи. Лицо матроса просветлело, оно дышало теперь радостью и благоговением. Сердце Олимпии трепетало в груди от сознания того, что источником этой светлой радости была она сама.
Нет, она не подведет этого несчастного. Олимпия явственно слышала зов судьбы.
— Я все знаю! — воскликнул Шеридан, с громким стуком закрывая за собой дверь, и привалился плечом к косяку. Он грозно взглянул на Олимпию. — Мне следовало привязать вас к койке!
Олимпия слегка оправилась от неожиданности и облегченно вздохнула.
— Вы напугали меня! — сказала она и вновь устремила взгляд на широкую доску, лежавшую у нее на коленях. На ней были разложены письменные принадлежности. — Я чуть не посадила кляксу на текст петиции. Но все равно я рада, что вы пришли. Знаете, как плохо питаются матросы на этом судне? Какие у них жалкие порции? Им дают тухлую солонину! Клянусь вам, что это так! А галеты? В них уже черви завелись! — Олимпия содрогнулась от ужаса. — Я вскрыла одну пачку и сама смогла убедиться в этом. Такая еда не годится даже для животных. А капитан к тому же приказал команде заступать на вахту через каждые четыре часа, сделав из одного рабочего дня целых два. Это просто не укладывается в голове. И вот я хочу спросить, как вы думаете, два фунта сливового пирога в день на человека укрепит здоровье матросов?
