Элизабет Торнтон - Погоня за призраком
— Да, — кивнула Мэдди. — Прелестный дом, правда? Вот, посмотрите, — Мэдди указала рукой на оклеенную розовыми обоями стену. — Здесь потайная дверь, а за ней — туалетная комната для леди. Там фарфоровая ванна. Она такая большая, что в нее всей семьей залезть можно.
Гвинет с таким недоумением посмотрела на Мэдди, что та улыбнулась и пояснила, понизив голос.
— Это ванна, чтобы мыться в ней вдвоем, понимаете? — она хихикнула. — И зеркала! Знаете, какие там зеркала? От пола и до самого потолка! Когда мисс Дадли увидела все это, она сказала, что это возмутительно, да только при этом подмигнула мне. Она очень милая леди, правда?
Ужасные подозрения вспыхнули в голове Гвинет, и она задала следующий вопрос:
— Скажи, этот дом стоит на Мун-стрит?
— На Мун-стрит? С чего это вам пришло в голову? Нет. Этот прелестный небольшой дом находится на краю Мэрилибон-Филдз. Если посмотреть в окно, то увидишь и поле, и лес — они тянутся отсюда на многие мили. Живешь, как в деревне, но при этом совсем недалеко от Оксфорд-Роуд, так что до Лондона рукой подать.
Теперь обстановка спальни увиделась Гвинет в несколько ином свете. Да, это была женская комната, но при этом она не могла быть ни спальней бабушки Рэд-ли, ни спальней одной из кузин. Никто из них не украсил бы свою спальню фривольными фигурками Венеры и Купидона или картинами, на которых изображены крайне рискованные сюжеты.
Гвинет решительно откинула одеяло и соскочила на пол, стиснув зубы от острой боли, пронзившей все ее тело.
— Мэдди, помоги мне одеться. Мы уезжаем домой.
Мэдди открыла от удивления рот, но тут же опомнилась и сердито застрекотала:
— Вы должны немедленно вернуться в постель! Так-то вы решили отплатить мистеру Рэдли за все, что он для вас сделал? Я никогда в жизни не видела второго такого заботливого мужчину. Ну же! Возвращайтесь в постель, скорее!
— Потому что если ты этого не сделаешь, — неожиданно добавил низкий мужской голос, — я лично уложу тебя в постель. Мэдди, скажи повару, что миссис Бэрри проснулась и будет готова завтракать через десять минут.
— Я не голодна, — угрюмо сказала Гвинет.
— Не имеет значения. Ты должна есть. Поторопись, Мэдди.
Мэдди метнула в сторону Гвинет осуждающий взгляд, сделала книксен перед Джесоном и исчезла.
Гвинет стояла неподвижно, словно одна из фарфоровых статуэток, наводнявших эту спальню.
— Джесон, только попробуй сказать, что у меня больное воображение, — проговорила она сквозь стиснутые зубы. — Попробуй убедить меня в том, что этот дом не принадлежит твоей любовнице.
— У меня нет любовницы, — негромко заметил Джесон.
— Наверное, ты хочешь сказать, сейчас нет! — фыркнула Гвинет. — Могу поспорить, твое одиночество не затянется надолго. И сколько же их уже прошло через эту спальню! А?
Он не ответил, лишь подошел ближе, внимательно рассматривая Гвинет. Под глазами у нее еще были синие круги, на щеке остались царапины, но пятна на горле почти сошли. Джесону очень хотелось подхватить Гвинет на руки, приласкать, успокоить, но по ее глазам он понимал, что делать этого не стоит. По крайней мере сейчас. В ее глазах пылали угольки, и он решил дождаться, когда они потухнут.
Джесон спрятал улыбку и самым невинным тоном, на какой только был способен, произнес:
— Я сказал только то, что сказал, Гвин. А теперь возвращайся в постель; или я загоню тебя силой.
Ноги Гвинет уже дрожали от слабости, и ей ничего не оставалось, как вернуться в постель. Она одарила Джесона надменным взглядом, хотя бы отчасти утолив этим свою гордость, повернулась к кровати и застыла в растерянности. Она не сможет забраться в нее самостоятельно, матрас был слишком высок. Гвинет принялась искать глазами скамеечку, но в этот миг сильные руки Джесона подхватили ее и уложили прямо на середину постели.
Бок пронзила острая боль, и Гвинет невольно вскрикнула.
— Прости, — сказал Джесон совсем не виноватым тоном, — но если бы ты попросила о помощи, оказавшись в затруднительном положении, я оказал бы ее тебе спокойно и безболезненно.
— Хорошо, — ответила Гвинет, натягивая одеяло до самого подбородка. — Сейчас я попрошу тебя о помощи. Я хочу видеть своего сына. Я хочу видеть свою служанку. Я, наконец, хочу уехать из этого… этой… — Она огляделась по сторонам и передернула плечами.
— Так откуда ты хочешь уехать? — спокойно переспросил Джесон.
— Неважно! — отрезала Гвинет. — Мне нужно уехать раньше, чем кто-то узнает о том, что я здесь. Могу представить, что обо мне могут подумать! Это неприличный дом!
Джесон скрестил на груди руки, внимательно посмотрел на Гвинет и спокойно заметил:
— А я никогда и не записывался в монахи. У меня было довольно много женщин. Разве ты ожидала иного?
— Знаешь что, Джесон, — сказала Гвинет, набрав в грудь побольше воздуха, — мы сейчас говорим не о твоей репутации, а о моей.
Она помедлила, собираясь с мыслями. На душе у нее скребли кошки. Предатель, предатель!
— Неужели ты думаешь, что тебя могут принять за мою любовницу? — задумчиво спросил Джесон.
— Если эта спальня — образчик вкуса твоих любовниц, то я на эту роль не гожусь, — сердито прищурилась Гвинет.
Джесон уловил, как в ее глазах вместо раскаленных угольков промелькнула веселая зеленая искорка, и, внимательно осмотрев вслед за Гвинет спальню, сказал:
— Насколько я помню, тебе никогда не нравились женщины, которые приходились мне по вкусу, верно, Гвин? Я говорю о том времени, когда мы с тобой были еще совсем молоды и жили в Хэддоу.
— Мне не нравились женщины, которые были тебе по вкусу? — широко улыбнулась Гвинет. — Но, Джесон, у тебя вообще нет вкуса! Тебя легко может увлечь любое существо, лишь бы оно двигалось и носило юбку! Рядом с тобой ни одна женщина не может чувствовать себя в безопасности, кроме разве что охотниц за мужьями.
— И тебя.
Глаза Гвинет вспыхнули, но в следующее мгновение их прикрыли длинные пушистые ресницы. Джесон взял Гвинет за подбородок и спросил, глядя в ее расстроенное лицо:
— Что с тобой, Гвин?
Она сердито отбросила его ладонь и жалобно сказала:
— У меня огнем печет бок и болит голова, а разговор наш все равно ни к чему не приведет. Я очень, очень благодарна тебе, Джесон, и за себя, и за Марка. Если бы не ты, не представляю, чем бы все это закончилось. Разумеется, я не имею никакого права лезть в твою личную жизнь, но пойми, мне нельзя здесь оставаться. Если родители моих учеников узнают о том, что я переехала в этот дом, их ноги у меня больше не будет. А как же мне тогда зарабатывать на жизнь?
— На жизнь, — повторил Джесон, понемногу начиная раздражаться, и ему захотелось крикнуть: «Почему о том, как заработать на жизнь, ты думаешь, а о том, что тебя едва не придушили, — нет?»
