Марина Линник - Правдивая ложь
В замке все живы и здоровы. Но Арабель сказала мне, что нездоровы вы, поэтому я, не медля, поторопился увидеть вас.
Девушка облегченно вздохнула, а потом слегка улыбнулась.
– Глупышка Арабель… Нет, Андре, уверяю вас, со мной ничего не произошло. Ночью разболелась голова, и я долго не могла заснуть… К тому же еще эта страшная гроза… Андре, уверяю, вам незачем волноваться. Все хорошо. Благодарю за внимание и заботу.
– Голова? Я могу приготовить отвар, – озабоченно глядя на Габриэллу, ответил лекарь. – Он снимет боль и улучшит сон…
– Прекрасно, – перебила его девушка, – займитесь этим, Андре. Вечером я пришлю за ним Арабель.
Отделавшись таким образом от лекаря, Габриэлла повернулась к маршалу.
– Я собираюсь сегодня осмотреть владения, поэтому приготовьте мою лошадь. Готье, Буффон и Раймунд де Карруаз будут сопровождать меня. Господин Мартин, вы и двое ваших солдат составите нашу охрану. В полдень все должны быть готовы.
– Слушаюсь, госпожа, – промолвили одновременно маршал и сержант Мартин.
Солнце было в зените, когда кавалькада направилась к воротам замка. Погода, несмотря на пронесшуюся ночью грозу, была великолепна. Воздух благоухал свежестью, а палящее солнце, от которого изнемогало все живое несколько недель подряд, пригревало землю ласковыми лучами. Прохладный ветерок играл в омытой дождем листве, а капельки влаги в цветах переливались на солнце. Все располагало к приятной поездке.
У ворот замка, как обычно, толпились люди, просившие милостыню. Габриэлла так же, как и ее отец, всегда щедро раздавала вспомоществование. Более того, каждый день в замке подавали пищу беднякам и странствующим пилигримам, оказавшимся в этих краях. Эти ее привычки необычайно злили Раймунда де Карруаза, нередко отчитывавшего племянницу за бессмысленную трату денег. В ответ он не раз слышал:
– Лучше я потрачу деньги на благородное дело во имя Бога, нежели на дорогие побрякушки, потакая мирскому тщеславию.
Вот и сегодня, раздав милостыню, девушка заметила недовольство на лице дяди. Усмехнувшись про себя, она уже хотела было ехать дальше, но тут заметила стоявшего в стороне от остальных престарелого пилигрима. Судя по запыленной одежде, он проделал немалый путь. На серое платье из грубой материи был наброшен плащ, темная шляпа с большими полями выглядела изрядно потрепанной. Обут странник был в старые, сильно изношенные кожаные сапоги. В руках он держал клюку, а через плечо была перекинута сума. Простой наряд дополняла висевшая на другом плече плетеная фляжка. Приказав Готье подать милостыню пилигриму и пригласить его в замок, где можно было найти скромный обед и ночлег, Габриэлла уже двинулась было дальше, как услышала нетвердый голос пилигрима, который заставил ее натянуть повод.
– Госпожа Габриэлла, подождите!
Развернув лошадь, девушка подъехала к страннику и, внимательно всмотревшись в его лицо, спросила:
– Мы раньше встречались?
– Нет, графиня де Сен-Мор. И прошу простить меня за вольность. Я бы не осмелился обратиться к столь знатной особе, если бы не данное мною слово. У меня важные известия.
– Говори! – приказала Габриэлла, внутренне похолодев.
– Это касается вашего мужа, госпожа, – понизив голос, произнес странник.
И без того бледное лицо девушки совсем побелело. Покачнувшись в седле, Габриэлла судорожно ухватилась за гриву лошади.
– Госпожа, вам плохо? – заметив ее движение, спросил Буффон, подъезжая ближе. – Может быть, будет лучше вернуться?
Взяв себя в руки, она властным жестом приказала всем отойти подальше. Оставшись наедине с пилигримом, девушка спросила:
– Он… жив?
– Когда я распрощался с ним, то он был еще жив. Но лагерь крестоносцев охвачен паникой. Лихорадка косит людей. Король при смерти, наследник тоже. Ваш муж, ни на секунду не отходящий от короля, сам испытывает сильное недомогание. Боясь, что и его может постичь та же учесть, что и остальных, граф де Сен-Мор передал мне письмо для вас и вот это…
Он достал из сумы какой-то кусок материи и развернул его. Это был медальон с изображением Божьей Матери. Тот самый медальон, который Габриэлла вместе со своим локоном подарила Жирарду в день их помолвки. Тот самый, в который ее муж положил половинку разрубленного в день свадьбы кольца, пообещав до конца своих дней хранить ценную для него реликвию; хранить у самого сердца и оберегать, как зеницу ока. У Габриэллы защемило сердце, а на глазах появились слезы. Дрожащей рукой девушка взяла медальон и прижала к груди.
– Послание от графа, госпожа, – протянул пилигрим письмо, скрепленное печатью графа де Сен-Мора.
Габриэлла взяда его и, вздомав печать, быстро просмотрела написанное, жадно вчитываясь в каждое слово. Затем судорожным движением свернула пергамент и передала его Буффону.
– Ты можешь отдохнуть в замке. Потом мы еще поговорим, – неестественно спокойным голосом сказала Габриэлла, глядя на странника ничего не видящими глазами.
Надев медальон на шею, девушка круто развернула коня и пришпорила его. От неожиданности он взвился и рванул вперед. Сопровождавшим ее людям ничего не оставалось, как последовать за ней.
Чтобы обозреть хотя бы малую часть обширных земель, потребовалось достаточно много времени. Весь день, не жалея ни себя, ни лошадей, Габриэлла и ее спутники объезжали владения семьи де Карруаз.
Близилась ночь, и пора было подумать о ночлеге. Изменив первоначальное решение остаться на ночь у одного из многочисленных вассалов, девушка возвратилась в замок. Никто не ждал возвращения хозяйки в этот вечер, поэтому пришлось дважды трубить в рог, пока, наконец, тяжелые ворота не поднялись и не позволили кавалькаде въехать в замок. Полусонные слуги, разбуженные неожиданным приездом Габриэллы, забегали вокруг. Одни забирали взмыленных лошадей, другие раздували потухший огонь, третьи неслись в погреба за едой и вином. Но властный голос хозяйки замка положил конец всей этой суете.
– Разотрите лошадей получше и дайте им отдохнуть. Они достаточно сегодня потрудились… Господин сенешаль, прикажите принести вино и пироги в залу для герцога де Карруаза. Надеюсь, дядя, вас удовлетворит столь скромный ужин? – обратилась она к Раймунду.
– Конечно, моя дорогая племянница. От усталости у меня сейчас еда с трудом полезет в горло.
– Отлично… Я поем у себя… Остальные свободны!
Очутившись в своей комнате, Габриэлла, наконец-то, дала волю переживаниям, весь сегодняшний день раздиравшим ей сердце. Именно поэтому она едва не загнала лошадей и людей во время сегодняшней поездки. Слезы ручьями лились из ее глаз, и, казалось, им не будет конца. Охватившее девушку чувство потери сжимало грудь, не давая дышать, а душа… душа кричала, кричала от боли, тоски, несправедливости, от обиды на Всевышнего. «Господи! Чем же я так провинилась пред тобой? За что ты гневаешься на меня, посылая столько испытаний? Будет ли конец несчастьям?»
