Хелен Диксон - Падение мисс Кэмерон
По крайней мере, когда она вновь способна спокойно обдумать все, что произошло, полностью осознала свое положение, она кое-что выяснила о себе самой. Дельфина была в семье самым младшим и самым нелюбимым ребенком, обделенная родительской лаской, всю жизнь жаждала любви. Потом, повзрослев, пыталась заполнить пустоту в сердце работой в приюте. Встретив Стивена и выйдя за него, она вновь стала мечтать о любви — его любви. Пыталась добиться, заслужить ее любым способом, как когда-то добивалась любви родителей. Итак, в Тамаре все повторилось снова. Она вновь пыталась стать незаменимой, работала и доказывала отчаянно, что заслуживает любви и уважения, ее есть за что любить и ценить. И вот, когда ей казалось, что цель достигнута и она вот-вот обретет счастье разделенной любви, неведомая ей Энджелет лишила ее иллюзий. Она не сможет спросить его об этой женщине, гордость не позволит. И останется со своим чувством, на которое он не ответит никогда.
Но что делать? Как теперь жить? Она налила из кувшина воды в таз, плеснула на лицо, и ледяная вода освежила и придала ей бодрости. Можно вернуться в Лондон, но это будет вызовом обществу, никто ее не поймет, включая родителей. Что ж, она вышла замуж и остается с мужем. Но, решила Дельфина, вытирая лицо досуха, он больше не заставит ее страдать.
Глава 6
Стивен лежал с закрытыми глазами, чувствуя благословенный покой. Приятная слабость овладела его телом и душой, наконец-то боль и лихорадка отступили. Он долго лежал, отдыхая, прислушиваясь к своему состоянию, наконец открыл глаза и увидел, что лежит в своей кровати в спальне родного дома. Несколько мгновений назад он еще находился во власти полусна, перед ним возникали туманные обрывки воспоминаний. Окончательно очнувшись, он чувствовал легкость и приятное чувство выздоровления.
Он понимал, что был болен, помнил, как, выныривая из мрака, приходя ненадолго в сознание, сквозь зыбкую пелену видел людей, окружавших его, слышал голоса, но не различал слов, узнавал низко склонявшуюся над ним Дельфину, потом прикосновения прохладной свежести к своему лбу, ее ласковые слова и успокаивающие поглаживания по лицу, как она касалась его своей мягкой грудью, как прижималась, сидя рядом, своими стройными бедрами.
Дрожащей рукой потрогал повязку на голове и почувствовал тупую боль. Хотя шторы были задернуты, в щели пробивался свет. Шторы были другими, светлыми, с золотой каймой, вместо тех унылых серых, которые он помнил. Но и этот рассеянный свет показался ему слишком ярким. Он заморгал, ослепленный, потом все предметы стали видны отчетливо.
Сначала он был поражен тишиной. Он решил, что находится в спальне один, и, хотя было больно, повернул голову, чтобы осмотреться, но никого не увидел. Опустил глаза, и вдруг в поле зрения возникло маленькое личико в окружении черных блестящих локонов.
Ребенок внимательно смотрел на него очень знакомыми яркими синими глазами. Взгляд был смелый, кажется, дитя было не из робких.
Маленькая Лоуэнна проникла в комнату, потому что ей было любопытно, почему сюда непрерывно входит и выходит мама. Теперь она догадалась, что этот лежащий неподвижно на постели мужчина и является причиной.
Стивен смотрел на нее, не двигаясь, как будто боялся спугнуть, хотя он уже понял, что глаза и сердце говорят правду — перед ним его дочь. Он никогда в жизни не видел таких красивых детей. Розовые губки, кожа цвета легкого загара и глаза неповторимого синего оттенка полуночного неба, которые яснее всего говорили, что это его дитя.
В комнату вошла женщина и остановилась рядом с девочкой. Впервые за два долгих года он увидел лицо своей жены. Он долго смотрел на нее, окинул взглядом стройную, такую знакомую фигуру. Каштановые роскошные волосы были забраны назад, скромное платье светло-коричневого цвета подчеркивало нежную красоту лица.
Она двигалась с природной легкой грацией, свойственной немногим женщинам. Гладкая белая кожа сияла здоровьем, лицо все еще хранило черты невинности, которые так привлекли его вначале. Но он успел понять, что под этой невинностью таится взрывной темперамент страстной женщины. Это Дельфину он видел, выныривая из горячечного бреда, это было ее лицо, склоненное над ним, когда она облегчала его боль своими ласковыми прикосновениями. Потом пришли воспоминания другого рода — их ночь страсти, ее податливое стройное тело, упругая, небольшая, идеальной формы грудь, которая наполняла его ладонь, и маленькие розовые бутоны ее сосков. И те незабываемые восторги, которые она разделяла с ним в минуты экстаза, как она вскрикивала, как вонзались ногти в его спину.
Но когда он заговорил, никто бы не заподозрил его в этих грешных мыслях.
— Это конечно же моя дочь, Лоуэнна.
Если бы она даже захотела, отрицать этот факт было невозможно. Перед ней были два одинаковых лица, большое и маленькое, они смотрели на нее своими синими глазами с одинаковым выражением — немного дерзким, только в уголках рта притаилась легкая смешинка. У дочери был такой же аристократически надменный, решительный рисунок рта. Дельфина видела, что Стивен потрясен этим сходством.
Пока он рассматривал дочь внимательным спокойным взглядом, она замерла, не в силах двинуться, и, кажется, почти перестала дышать. Синие глаза мужа, несмотря на все испытания, войну и болезнь, оставались ясными, как прежде. И пожалуй, он стал еще более привлекательным.
Неизвестно, сколько времени продлилось бы ее молчание, но рука маленькой дочери уцепилась за юбку матери, требуя внимания. Она взяла ее на руки, села и посадила дочь на колени.
— Да, Стивен, перед тобой Лоуэнна, твоя дочь.
— Наша дочь, — поправил он. — Нужны двое, чтобы появился ребенок, Дельфина. Мы с тобой оба постарались.
И так взглянул на нее, что ей захотелось сначала убежать, потом спустить дочь на пол, прильнуть к нему, зарыться лицом в его шею и чтобы он крепко обнял ее. Ведь она так ждала этой минуты. Отрезвила мысль, что она заблуждается и нельзя поддаваться на его ласковые слова.
Он сел и, хотя острая боль в голове сразу дала о себе знать, остался сидеть, опираясь спиной о подушки.
— Дай ее мне. Хочу обнять свою дочь.
Она протянула ему ребенка и с облегчением увидела, как Лоуэнна доверчиво прижалась к отцу. Он так осторожно обнимал ее, как будто боялся причинить боль, но было видно, что он доволен бесстрашием своей дочери.
Лоуэнна, глядя на него широко открытыми глазами, спросила тонким голоском:
— Ты мой папа?
— Да, моя радость. — Голос его дрогнул от сдерживаемого волнения, он прижал дочь к себе и расцеловал ее розовые щечки, а она обвила его шею своими ручками. Но, посидев немного, стала вертеться, ее лимит терпения оставаться долго на одном месте был исчерпан.
