Жюльетта Бенцони - Жемчужина императора
Ланглуа несколько секунд задумчиво рассматривал элегантного и беззаботного на вид человека, сидевшего перед ним. Нет, эта красивая маска, любезная и непроницаемая одновременно, не дает никакой возможности прочесть правду. И, пожав плечами, комиссар заметил:
– В конце концов, может быть, так и есть... О, вот и виновник всего этого столпотворения!
Человек лет тридцати, с пронзительным взглядом и встрепанными светлыми волосами, довольно высокий, крепкого сложения, в хорошо сшитом, хотя и довольно поношенном твидовом костюме, прокладывал себе путь сквозь толпу, не слишком заботясь о тех, кого расталкивал локтями. Метод хоть и грубоватый, но действенный: вскоре он уже стоял рядом Ланглуа и Морозини.
– Что, комиссар, все еще ловите своего преступника? Надеетесь встретить его здесь?
– А почему бы и нет? Похоже, он любит драгоценности, а здесь есть на что поглядеть!.. Князь, позвольте вам представить Мартина Уолкера, я надеюсь, вы по достоинству оценили его статью.
– «Кровавая жемчужина»? Да, статья, несомненно, сработала... но прием далеко не новый. Куда новее великолепное воображение, которое вы проявили...
Журналист, наморщив лоб, соображал:
– С кем имею честь... о, нет, незачем называть мне ваше имя! Князь Морозини – я угадал?
– Вы угадали верно. Тем не менее я редко имею дело с прессой.
– Зато она вас очень любит. Вы – из тех бесценных людей, благодаря которым мы иногда можем погрузить в мечты миллионы читателей! Человек, лучше всех знающий мир исторических драгоценностей! Вы собираетесь купить жемчужину?
– Нет. Всего-навсего изумруд.
– Такой же кровавый, поскольку, если верить каталогу, он принадлежал Ивану IV?
На этот раз в движение пришли брови Альдо, взлетевшие с некоторым вызовом:
– Как это может быть? Вы, такой любитель броских определений, и вдруг обозначаете его всего-навсего порядковым номером?
Уолкер рассмеялся, отчего сразу помолодел лет на пятнадцать.
– Ну вот, меня сразу и уличили: да, по образованию я историк! Прошу прощения!.. Что ж, похоже, толпа начинает рассасываться, и вскоре можно будет отделить выдающихся особ от мелкой сошки.
Действительно, хаос мало-помалу превращался в порядок, и зал постепенно приобретал все более цивилизованный вид. Альдо и оба его спутника с непринужденным видом принялись изучать толпу. В ней можно было различить любопытных, ничего не покупающих зевак, богатых женщин; актрис театра и кино, явившихся себя показать, а может быть, и позволить себе чем-нибудь соблазниться; представителей двух или трех крупных ювелирных фирм; русских, которых привела сюда тоска по родине... И, наконец, здесь были коллекционеры: двое Ротшильдов, Нубар Гульбекян и кое-кто помельче, но Морозини тотчас о них забыл, сосредоточив свое внимание на группе из трех человек, в которых без труда узнал миллиардера Ван Кипперта, его дочь и маркиза д'Агалара, сумрачного красавца, явно ухаживавшего за юной Мюриэль и ее огромным приданым. Альдо никогда в жизни не поверил бы, если бы не видел сам, что на этом наглом лице могут расцветать такие улыбки. Правда, это позволяло маркизу демонстрировать снежный блеск своих зубов. И молоденькая американка, казалось, была совершенно очарована им...
Адальбер, задержавшийся рядом с внушительным с виду бородачом, украшенным громадной розеткой ордена Почетного легиона, как раз в эту минуту уселся на место, которое приберег для него Альдо.
– А я уже подумывал, сможешь ли ты вообще сегодня с ним расстаться, – шепнул ему Морозини. – Это твой родственник?
– Как же! Это тот самый академик, который познакомил меня с Латроншером. Я хотел выяснить, не знает ли он, где сейчас этот бандит, потому что на улице Мон-Табор, разумеется, уже никого нет...
– Ну и что оказалось? Ему это известно?
– Этот вор вроде бы в Багдаде.
– Родина всех уважающих себя воров со времен знаменитого фильма с Дугласом Фербенксом! – со смехом заметил Морозини. – Твой академик слишком часто ходит в кино.
– Может, это и правда, – проворчал Адальбер. – Я ведь говорил тебе, что проходимец изображает из себя «месопотамолога». Вот только шестое чувство подсказывает мне, что Фруктье уехал не так далеко. Мне так почему-то кажется...
– Поговорим об этом позже. Торги начинаются.
Оценщик и в самом деле уже начал произносить короткую речь, расхваливая выставленные на продажу вещи. Затем начался аукцион. Первым на торги был выставлен убор, украшенный великолепными бриллиантами, прежде принадлежавший некоей принцессе. Цена на него мгновенно выросла до головокружительных высот. За ним последовали два жемчужных ожерелья, интереса у Альдо не вызвавших. Он отрывал взгляд от знатного испанца лишь для того, чтобы оглядеть толпу, боясь увидеть среди прочих лиц прелестное лицо Тани. До этого дня она никуда не выходила, но Альдо, навестивший молодую женщину накануне, опасался, что ее благоразумия хватит ненадолго. Потому что прекрасная графиня скучала, оставшись в обществе Тамары, которая гадала ей на картах все время, что не лежала, простершись перед иконами, – и не скрывала скуки и нетерпения.
– По-вашему, я должна всю жизнь провести взаперти?
– В любом случае не больше пяти дней. Потерпите еще чуть-чуть. Если Агалару удастся осуществить свои планы, он уедет в Соединенные Штаты, и вы сможете строить планы на будущее...
В самом деле, уже начали ходить слухи о предстоящей женитьбе красавца маркиза на мисс Ван Кипперт, и, если судя по тому зрелищу, которое предстало сейчас взгляду Альдо, слухи, – дошедшие до него через Жиля Вобрена, – имели под собой некоторые основания.
Вскоре внимание Морозини снова привлекли движения молоточка слоновой кости: помощник мэтра Лэр-Дюбрея принес большой квадратный изумруд, которым Альдо, как он заверил комиссара, собственно, и интересовался. Камень и правда был восхитительный и не мог не пробудить страсти, жившей в душе пылкого любителя драгоценностей. Поначалу князь-антиквар, по своему обыкновению, с беспечным видом следил за торгами, а затем вступил в игру, и вскоре его единственным соперником остался барон Эдмон де Ротшильд. Поединок приковал к себе взгляды всего зала, и победу Морозини встретили громом аплодисментов. Барон отступил с улыбкой, любезно взмахнув рукой.
– Ты с ума сошел? – шепнул на ухо Альдо Видаль-Пеликорн. – Надеюсь, у тебя есть покупатель?
– А почему бы мне не купить его для себя? Я ведь их коллекционирую, ты разве не знал? Тот камень, что украшает безымянный палец Лизы, ничуть не менее красив, разве что более современный.
– Ты ей его подаришь?
– Только не это! Если изумруд и правда принадлежал царю Ивану, он не годится для подарка любимой женщине. Дело в том, что у меня действительно есть покупатель, причем совершенно неожиданный. Перед самым отъездом я получил письмо из палаццо Венеции[3]: дуче, который, по-моему, вообразил себя Нероном, хочет, чтобы я нашел для него изумруд, прежде принадлежавший знаменитой личности...
