Барбара Картленд - Любовь и вечность

Его поцелуй объяснил Нириссе, почему она чувствовала себя такой несчастной в этот день, почему не находила себе покоя и все вокруг казалось каким-то не таким.

Просто она полюбила этого человека.

Девушка уже тогда чувствовала это, но не осмелилась признаться даже себе.

» Я полюбила его, — думала она исступленно, — еще когда он вошел на нашу кухню, этот самый красивый на свете человек «.

И хотя Нирисса убеждала себя, будто он принадлежит Дельфине, ее непреодолимо тянуло к нему.

С той минуты, как они ехали вместе верхом в то раннее утро, она знала, что, когда его не было рядом, мир для нее пустел и все ее существо рвалось к нему и страдало.

Герцог целовал ее очень осторожно, бережно и нежно, словно боялся спугнуть.

Но мягкость и невинность ее губ вызывали в нем ответные чувства, и поцелуи его становились все более властными, настойчивыми и требовательными.

Он целовал ее, пока Нирисса не почувствовала себя парящей в небе, как будто исчезло все земное в них и они слились со звездами, Вдвоем они стали частью друг друга, их невозможно было теперь разделить.

Руки герцога сжимали Нириссу все крепче, он продолжал целовать ее, и она ощущала такой восторг, которого никогда не испытывала и даже не предполагала, будто может испытывать.

Ощущение счастья сродни было волшебному таинству лесов, которое ей доводилось узнать в детстве, и объединялось в ней с восторженным преклонением перед красотой Лина.

И все эти ощущения сливались воедино с образом герцога, а потом ничто уже в мире не существовало, кроме него и только него.

Руки, обнимавшие ее, губы, любовь к ней, которая переполняла его, она чувствовала ее, потому что отвечала ему такой же любовью.

Только когда герцог поднял голову, Нирисса, взглянув на него, проговорила каким-то совсем не своим, глухим голосом, словно звучавшим издалека:

— Я… люблю… вас!..

— Наконец-то я это услышал, — проговорил герцог, — и я люблю вас!

И снова он целовал Нириссу, целовал требовательно, неистово, словно боялся, что может не найти свою любовь, а теперь, когда нашел, хотел убедиться в этом.

Только когда им обоим стало трудно дышать и Нирисса, пробормотав какие-то слова, уткнулась лицом в его плечо, герцог заговорил, и голос его странно дрожал:

— Как скоро ты выйдешь за меня замуж, радость моя?

Тут Мирисса вернулась с небес на землю и, взглянув на него, с трудом выговорила:

— Я… сплю… или… вы и правда… просите… меня… выйти за вас замуж?

— Неужели я мог бы пожелать иного, когда по воле какой-то необъяснимой и таинственной силы тебе вручен ключ к нашему счастью — венок, который разрушил столь многие судьбы моих предков?

— В этом столько необыкновенного… я действительно смогла отыскать его, — согласилась Нирисса, — но… понимаете… я не могу… выйти за вас замуж.

Руки герцога напряглись, — Как это… не можешь выйти замуж?..

— Вы… должны… жениться на Дельфине! Герцог решительно покачал головой.

— Я никогда не заводил речь о браке с твоей сестрой, и у меня не было ни желания, ни намерений на этот счет.

— Но… Она думала… — начала было Нирисса.

— Я знаю, что она думала, — перебил ее герцог, — и на что надеялись несколько других женщин до нее, но я твердо понимал, Нирисса: я никогда не женюсь ни на ком, пока не смогу убедиться в том, что нашел свое счастье.

Он помолчал немного, прежде чем добавил:

— Не могу сказать с уверенностью, действительно ли я верил в проклятие над нашим родом или нет, но я всегда знал (назови это предчувствием или внутренним голосом): ни одна из женщин, с которой у меня возникли любовные отношения, не могла стать моей женой.

Нирисса не произнесла ни слова в ответ, и после паузы он заговорил снова:

— Мне трудно описать тебе мои переживания. Я стал циничным, подозрительным и лишенным иллюзий человеком, ведь всякий раз, встречая женщину, казавшуюся мне иной, чем все, я очень скоро, слишком скоро, начинал понимать, что она совсем не та, которую я искал, и вовсе не та, чей образ я лелеял в своем сердце, представляя свою будущую жену.

— Но Дельфина… ей казалось… будто вы… попросите ее выйти за вас замуж…

— Я просил ее… совсем об… ином…

— Она и это рассказывала… мне… Но она была убеждена, что вы… изменитесь… Герцог усмехнулся одними губами:

— Твоя сестра очень красива, но я понимаю теперь — ее красота всего лишь бледное отражение твоей.

Нирисса вспомнила, как Гарри говорил ей то же самое, и быстро-быстро заговорила:

— Но… вы не должны… так думать… И хотя я… люблю вас… мне не удастся стать с вами счастливой… если я буду думать… о том, какую боль я причинила… Дельфине.

Стало тихо. Молчание прервал герцог, недоверчиво спросив девушку:

— Я правильно понял, Нирисса, вы действительно намерены отказаться от меня?

— А как иначе я могу поступить? — растерянно проговорила девушка. — Я люблю вас… Вы знаете, что я люблю вас… Но если я выйду за вас замуж… Дельфина проклянет нас, и на вас опять повиснет проклятие… а если ее проклятие возымеет силу… и мы покинем… друг друга… тогда я не переживу этого!..

— Вы не можете, ты не должна произносить подобные вещи! — Герцог притянул Мириссу к себе. — Ты и правда думаешь, будто, отыскав тебя, я смогу потерять тебя снова?

Он наклонился и посмотрел ей прямо в глаза, словно желая убедиться в искренности ее слов, и произнес;

— Ты — моя! Я молился, чтобы отыскать тебя, но боялся, что тебя не существует! И вот, так неожиданно для себя, когда я вошел на кухню в доме твоего отца (самое невероятное из всех возможных место для встречи), я увидел тебя — настолько совершенную, настолько внутренне красивую, что на мгновение не смог поверить своим глазам!

— Вы… действительно… почувствовали все это тогда? — спросила Мирисса.

— Да, и намного больше, — сказал герцог. — И все же, поскольку я только человек, я пытался притворяться перед самим собой, будто я просто сбит с толку под влиянием превосходного обеда, приготовленного тобой, и того отличного вина, которое я выпил.

Он добавил, улыбаясь:

— Но уже тогда, любимая моя, я твердо решил повидать тебя снова, вот почему я пригласил твоего отца в Нин.

— Дельфина не хотела моего приезда.

— Я прекрасно понимал и это, но если у твоей сестры железная воля, моя — не слабее. И с какой бы решительностью ты ни пыталась отказать мне, я все равно доставил бы тебя сюда под любым предлогом, не важно каким.

Он посмотрел ей в лицо и спросил:

— Знаешь ли ты, как ты любима и как ты дорога мне? С тех пор, как ты перешагнула порог моего дома, моя любовь росла от часа к часу, от минуты к минуте.