Барбара Картленд - Неукротимая любовь

— Ты помнишь меня, Леонора? — спросила Фортуна, усаживаясь на продавленный стул у кровати.

Маркиз, который внутри кибитки не мог выпрямиться во весь свой рост, уселся на другой стул.

— Ты — та самая пигалица, которая жила у мисс Гиллингхэм, — медленно произнесла по-английски Леонора.

— Это — маркиз Тейн, — сказала Фортуна, показав на маркиза. — Вы разбили лагерь на его земле.

— Мы благодарим его светлость за гостеприимство.

— Ты знаешь, что мисс Гиллингхэм умерла? — тихо спросила Фортуна.

— Никто не сообщал мне об этом, но я поняла это, как только ты вошла, — ответила цыганка.

— Она всегда вспоминала тебя с благодарностью, — сказала Фортуна. — Ты помогла ей вылечить многих людей.

— Она была доброй Риеной, — ответила Леонора. — Тебе будет не хватать ее, но Чэм защитит тебя.

Фортуна заметила, что она употребила имя цыганского божества, означавшее «солнце», но ее глаза обратились на маркиза.

— Я хочу узнать у вас одну вещь. Вы помните Гримвудов? Лет семнадцать назад они жили в Уотерлесе.

— Эй, — ответила цыганка, немного подумав, — мы каждое лето приезжали к ним на ферму — они были добрыми людьми. Мы с ними жили очень дружно.

— А вы помните тот день, когда родилась мисс Фортуна? — спросил маркиз.

— Я помню ночь, когда госпожа Гримвуд родила своего шестого ребенка, — ответила цыганка.

— А через три дня они уехали из этих мест, — сказал маркиз. — Куда они отправились?

— Они уехали за море. Я помню, что фермер Гримвуд сказал моим людям, куда он едет. Он заплатил нам за работу, все до последнего пенни.

— Но слышали ли вы название местности, куда они направлялись? — настойчиво расспрашивал маркиз. — Вспомните, я вас очень прошу.

Леонора ничего не ответила, но в ее глазах появилось такое выражение, словно она всматривается в прошлое — не вспоминает, а именно всматривается.

Похоже, что ее душа вернулась в прошлое, не скованная границами времени.

— Они уехали на остров, — медленно произнесла Леонора, делая паузы между словами, как будто они появлялись откуда-то издалека, — на остров, расположенный на западе. Это остров между двумя другими островами, но он маленький, очень маленький. Фермер не сообщил нам его названия, но это остров с лицом кота.

— Кота?! — воскликнул маркиз, нахмурив брови.

— Некоторые острова похожи на зверей, другие — на птиц, — пояснила Леонора.

— Остров между двумя другими островами, — задумчиво повторил маркиз, — с лицом кота.

Фортуна наблюдала за Леонорой, и ей вдруг открылся смысл символа, о котором говорила цыганка.

— Бесхвостый кот, — неожиданно для всех произнесла она, — так это же кот с острова Мэн!

— Остров Мэн! — вскричал маркиз. — Вы ведь говорили о нем?

— Да, о нем, — ответила Леонора.

— Спасибо вам, — произнес маркиз, и в его голосе прозвучала радость, — спасибо за вашу помощь.

Он сунул руку в карман жилета и вытащил золотую гинею. Он собирался отдать ее цыганке, но Фортуна быстро накрыла его руку своей, и он понял, что чуть было не совершил непоправимую ошибку.

— Разреши поблагодарить тебя за помощь, Леонора, — произнесла Фортуна. — Его светлость и я желаем тебе доброго здоровья.

— Меня уже скоро вынесут отсюда, — ответила Леонора.

Фортуна поняла, что она скоро умрет, — цыгане умирали на открытом воздухе, а палатку, где они жили, сжигали.

— Тогда желаю тебе обрести покой, — сказала она.

— Мои люди не забудут доброту мисс Гиллингхэм, — прошептала цыганка, — они всегда останутся твоими друзьями.

— Я знаю это, — ответила Фортуна. — И если кому-нибудь будет нужна моя помощь, я им помогу.

— Наступит день, когда ты займешь такое положение, что сможешь помочь очень многим, — сказала Леонора — и это были слова ясновидящей.

Она закрыла глаза, словно желая показать, что устала говорить.

Фортуна ничего больше не сказала. Она тихо вышла из кибитки, и маркиз последовал за ней.

— Они наши друзья, и не ждут денег за свою помощь, — сказала она ему, — но вы можете дать ребятишкам, которые держали наших лошадей, по маленькой серебряной монетке.

Она попрощалась с цыганами на их языке и вместе с маркизом поехала назад к лесу.

— Почему вы спросили Леонору, куда уехали Гримвуды? — поинтересовалась она.

— Мне было просто интересно, — ответил маркиз.

Она видела, что он что-то скрывает от нее, но поскольку он не хотел говорить, то она не стала настаивать.

Когда они спешились и прошли в дом, он сказал:

— Полагаю, вы захотите отдохнуть. Я пригласил сегодня на ужин четверых своих друзей.

— Вы устраиваете званый вечер! — воскликнула она. — А я так надеялась, что мы будем одни.

— Я хочу познакомить вас с моими друзьями, — резко ответил маркиз.

На ее лице появилось разочарование.

— Они долго не засидятся, — успокоил он, — я сам этого не хочу. Мы сделаем вот что — выставим их в одиннадцать часов.

— Как же нам удастся сделать это, не показавшись невежливыми? — спросила Фортуна.

— После ужина, когда вы покинете нас, — ответил маркиз, — идите в библиотеку. Джентльмены останутся со мной. Когда стрелки часов покажут одиннадцать, пошлите ко мне Бейтсона с запиской. Не важно, что вы там напишете — главное, чтобы был предлог разойтись.

— Прекрасный план! — радостно вскричала Фортуна.

Но что-то в выражении лица маркиза или, быть может, в его голосе подсказало ей, что он просит прислать ему записку не только по этой причине.

Она не могла себе представить, что он задумал, но была твердо убеждена, что записка нужна была вовсе не потому, что он хотел остаться с ней наедине или избавиться от своих друзей.

Однако она понимала, что не может ни о чем спрашивать и что он ждет, когда она уйдет. Она с удовольствием осталась бы с маркизом, но подумала, что он, наверное, хочет побыть один.

Она отправилась в спальню, сняла амазонку, облачилась в платье свободного покроя и уселась у окна, выходящего в сад.

«Как бы я была счастлива в Тейне, — подумала она, — если бы маркиз не был таким суровым и не впадал бы в тоску от всего, что напоминает ему о подлости герцога».

Ей вспомнились широкие поля, раскинувшиеся до самого горизонта, которые она видела с опушки леса.

Это жестоко, подумала она, но он на самом деле должен быть благодарен Господу за то, что имеет.

Но она понимала, что никогда не сможет убедить в этом маркиза. Он никак не мог смириться с тем, что потерял; ничто не имело для него значения, ничто не интересовало его, кроме мести. Он думал только об одном — как одержать победу над герцогом и вернуть все то, что принадлежало ему по праву.