Дочь нечестивца (СИ) - Жнец Анна
Нужно было спрятать фиал. Выбрать такое место, чтобы бутылочка с ядом не бросалась в глаза, но при обыске её могли легко обнаружить. Взгляд упал на глубокий, расписанный иероглифами сундук с двускатной крышкой с тимпаном. По собственному опыту Нейт знала: любимые наряды лежат наверху, те, что хранятся на дне, наружу извлекаются редко, только в исключительных случаях. Если спрятать фиал среди нижних платьев, Тахенвет вряд ли его найдёт. А вот стражники, ворвавшись в комнату, первым делом обыщут сундуки и бесцеремонно вытряхнут на пол всё содержимое.
Нейт ещё раз взглянула на маленький флакончик в своей руке, засунула его поглубже в сундук и осторожно, стараясь не шуметь, опустила крышку. Дело сделано. Девушка приоткрыла дверь и, убедившись, что в коридоре никого нет, вышла из комнаты. Она ощущала невероятное облегчение с небольшой толикой торжества. Кровь всё ещё стучала в висках, но страх ушёл, оставив лишь приятное возбуждение. Сердце колотилось уже не так отчаянно. Сбившееся дыхание постепенно выровнялось. Свернув за угол, Нейт увидела возвращавшуюся с рынка соперницу и, не удержавшись, широко ей улыбнулась. Выражение лица Тахенвет доставило ей ни с чем не сравнимое наслаждение.
Завтра во дворце должен был состояться ежегодный праздничный пир в честь великой богини плодородия, веселья и красоты — всеми почитаемой и любимой Бастет. Там всё и решится.
Глава 27
Священное животное Бастет — кошка, которую в Египте почитали особенно, боясь разгневать милостивую богиню. Даже за непреднамеренное убийство её любимицы грозила смертная казнь, так что не зря Гиант предупреждал Нейт держать свои планы в тайне. Стоя в роскошном храме перед святилищем Бастет, её огромной, в человеческий рост статуей, девушка невольно вспоминала похороны своего питомца. Когда котёнок умер, ухаживавшая за ним служанка в знак траура сбрила брови, а затем неделю ходила угрюмая и подавленная. Маленькое тельце натёрли благовониями и, завернув в саван, уложили в гробик из бронзы. Наблюдая, как рабыня, всем сердцем привязавшаяся к котёнку, опускает к нему в могилу крошечную мумию мышки, Нейт с горечью думала, что её несчастный отец, человек, был похоронен с куда меньшими почестями. Как и сотни других бедняков, его закопали в пустыне с нехитрым скарбом — сменной набедренной повязкой и бронзовым ножом. Для любимиц богини существовало специальное кладбище.
Да, её народ просто боготворил кошек. Иногда это поклонение, по мнению Нейт, доходило до абсурда. Писец в борделе рассказывал, что во время войны с персами при фараоне Псамметихе III солдаты вражеской армии привязали этих почитаемых, священных животных к своим щитам, и египтяне не посмели поднять на них руку. Битва была проиграна. Нейт не могла этого понять. Религиозности в ней было не больше, чем в жуке-скарабее.
Неожиданно девушка почувствовала, как тёплое пушистое тельце потёрлось о её ногу. Опустив взгляд, она увидела изящную пятнистую кошку, ластившуюся к ней. В храме этих мяукающих созданий было великое множество, не тысячи, конечно, как в Бубастисе — родине великой богини, но сотни две или три, не меньше. Сытые и ухоженные, они сидели на ступеньках у ворот храма, медленно, с полным сознанием собственной важности прохаживались между раскрашенными колоннами. Некоторые вальяжно расположились у ног статуи, взирая на людей с превосходством и даже презрением. Жрецы заботились о них лучше, чем матери о своих детях. В отличие от крестьян, даже в самые неурожайные годы кошки не голодали. Мышей они не ловили: для этих целей египтяне использовали ручных хорьков. И всё же кошачья жизнь была не такой безоблачной, как казалась.
В честь праздника жрецы умертвили более двадцати котят и положили их мумии на алтарь Бастет в качестве ежегодной обязательной жертвы. Нейт находила этот обычай противоречивым, но держала своё мнение при себе.
От расставленных повсюду курильниц поднимался густой ароматный дым, и девушка чувствовала, что вот-вот потеряет сознание от удушливого запаха фимиама. Безумно захотелось оказаться на свежем воздухе, но покинуть зал во время праздничной церемонии она не могла — это было бы кощунством, неуважением по отношению к богине. Слушая напыщенную речь жреца, слишком длинную, на её взгляд, Нейт нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.
К огромному облегчению, вскоре торжественная часть подошла к концу, и каждый из собравшихся мог засвидетельствовать Бастет своё почтение каким-нибудь небольшим подношением. Первым к статуе сидящей на троне богини приблизился Кархедон и с трепетом опустил на её колени ожерелье из золота и драгоценных камней весом не меньше тридцати дебенов. Затем его примеру последовали и другие — к алтарю потянулась непрерывная цепочка дарителей. Не будучи религиозной, Нейт тем не менее пожертвовала Матери кошек одно из самых дорогих своих украшений — браслет из электрума, редкого сплава золота и серебра. Меньше всего ей хотелось прослыть жадной или непочтительной.
Когда с религиозной частью праздника было покончено, знать поспешила во дворец, чтобы придаться необузданному веселью. К этому событию девушки из гарема готовились целый год, ведь ни одно гулянье, тем более по случаю такого важного торжества, не обходилось без песен и танцев. Вместе с наложницами гостей развлекали лучшие музыканты из Фив. Кархедон не поскупился и на угощения. Через весь зал тянулись два широких, ломящихся от еды стола. Здесь были яства на любой, даже самый притязательный вкус: жареные гуси с медовой корочкой, фаршированные финиками и другими фруктами, запечённые на вертеле молодые бычки, тушенная с нутом баранина, хрустящие лепёшки, сладкие пироги, редкие, экзотические плоды и сладости. Одного только хлеба было шестнадцать видов. Вино — пальмовое, виноградное, финиковое — лилось рекой. Не знали гости недостатка и в пиве.
Прежде чем сесть за стол, Нейт, как и любая другая наложница, должна была принять участие в несколько групповых танцах, сыграть на арфе и флейте, аккомпанируя приглашённым слепым певцам. В связи с этим для праздничного пира она приготовила целых три наряда. Сейчас на ней была короткая юбочка из белого льна для сложного выступления с мячами и лентами, требующего свободы движений. На щиколотках и запястьях кокетливо позвякивали золотые браслеты, волосы украшал венок из живых цветов. Ожидая своей очереди выйти на сцену, Нейт наблюдала за пирующими гостями. Самые красивые юноши и девушки, одетые в одни лишь короткие набедренные повязки, переходили от стола к столу, предлагая вельможам ароматные мази, духи, поднося чаши с вином и украшая волосы женщин цветами лотоса. По традиции каждый из гостей должен был получить сегодня подарок: новое ожерелье или браслет. Утолив первый голод, а главное, жажду, женщины принялись бурно обсуждать подаренные им украшения. Тем временем в центре зала между двумя пирующими столами девушки в длинных полупрозрачных платьях кружились и кокетливо изгибались, отбивая такт бубнами и кастаньетами. Одна из невольниц, особенно искусная в этом деле, подыгрывала им на флейте, две других — пели, восхваляя доброту и милосердие Бастет. Гости почти не обращали на них внимания, занятые беседой и собственной внешностью. Они умащивали волосы благовониями, пробовали духи и мази, которые подносили им в корзинках снующие между столами рабы. Казалось, только Кархедон, устроивший весь этот праздничный пир, внимательно наблюдает за представлением.
Музыка стихла, и Нейт вместе с тремя девушками, одетыми в точно такие же ничего не скрывающие наряды, поспешила на сцену. В руках она держала несколько маленьких шариков, которыми ей предстояло жонглировать, выполняя при этом сложные танцевальные трюки. Под быстрый дрожащий ритм бубнов Нейт и ещё одна наложница взобрались на спины своих товарок и принялись перебрасываться мячами. Гости встретили это выступление с гораздо большим энтузиазмом, по крайней мере, хотя бы половина из них перестала разговаривать и жевать. Темп нарастал. Музыка делалась тревожнее, словно показывая: каждый новый трюк опаснее предыдущего. Теперь, размахивая руками, Нейт балансировала у своей партнерши по танцу на плечах. Убедившись, что она без труда сохраняет равновесие, стоявшая на полу девушка подбросила вверх несколько шариков, которые Нейт ловко словила, принявшись тут же ими жонглировать. Зрители прекратили чавкать и громко, восторженно зааплодировали. Однако стоило напряжению немного ослабнуть, как они снова вернулись к своим благовониям и запечённым в меду гусям. Зато Кархедон казался довольным. В конце выступления он жестом подозвал Нейт к себе и, сняв с пальца массивный перстень, вложил его в ладонь вспотевшей, обессиленной девушки. Поклонившись, Нейт побежала переодеваться к следующему танцу.
