Виктория Холт - Мой враг – королева
Королева резко оборвала его.
Бедный глупый Норфолк! В тот момент он подписывал себе смертный приговор, не подозревая об этом.
Было удивительным слышать от гостей, приезжавших к нам, что граф Лейстер позабыл о стычке с Норфолком и принял его сторону.
Бог знает, что было тогда на уме у Роберта, но позже я обнаружила, что он может быть таким же хитрым и коварным, как и сама Елизавета. Полагаю, что он со страхом предвидел ее смерть – а Елизавета часто болела, и несколько раз в период болезни со времени восшествия на престол жизнь ее была в опасности – и, если бы это случилось, к власти пришла бы Мария Стюарт.
Роберт был такого типа человеком, который мог казаться мягким и услужливым в то самое время, когда замышлял злодейство. На первом месте у него всегда была личная выгода. Замыслив поддержать Норфолка, он пообещал ему организовать встречу с королевой, чтобы она оценила Норфолка по достоинству.
По опыту своей предыдущей встречи с королевой Норфолк должен был бы поостеречься. Елизавета, без сомнения, предупрежденная Робертом, поскольку для Роберта было характерным перебегать из одного лагеря в другой, задушила инициативу Норфолка изначально, и, как только он принялся излагать ей преимущества своего брака с Марией, ущипнула его за ухо и не отпустила до тех пор, пока он не застонал от боли.
– Советую вам, – сказала она, – позаботиться о своей подушке.
Она напоминала ему его же слова о том, что он любит спать спокойно на мягкой подушке, и, предлагая ей свой брак с Марией, он рискует поменять мягкую подушку на жесткое бревно, которое будет лежать у него под головой, пока топор палача не опустится на нее.
Сердце Норфолка, должно быть, упало в пятки; он опустился на колени и клятвенно заверял королеву, что не имел в мыслях жениться, а желал только послужить королеве.
К несчастью, он был неискренней, а позже обнаружилось, что он состоял в тайной переписке с королевой Шотландской, более того, еще позже он опять втянулся в интригу с женитьбой на ней и пытался вызволить ее из заключения.
Уолтер был поглощен своими планами о колонизации Ольстера, поэтому, когда он бывал при дворе, до него долетало очень мало из новостей. Он был обеспокоен, так как угроза со стороны католиков нарастала, а отказ королевы выйти замуж еще более осложнял ситуацию. Пока королева была жива, страна была в руках протестантов, но с ее смертью страна вновь была бы втянута в гражданскую войну. Он рассказывал мне, что министры постоянно обсуждали между собой серьезность ситуации, без законного наследника королевской власти страна была уязвима, в особенности из-за содержащейся в плену королевы Шотландской. Уолтер соглашался с планами женитьбы Норфолка и передал мне, что его поддерживает даже сам Лейстер, полагая, что королеве Шотландии подобает взять в мужья англичанина. В таком случае, по плану, Норфолк уговорит Марию принять протестантизм, и, в случае смерти правящей королевы, религия в Англии не поменяется.
Уильям Сесил был против этого брака, но в стране было много влиятельных людей, которые хотели бы сместить его. Так как Лейстер присоединился к заговорщикам, те поручили ему объяснить королеве, в какую опасность ввергает страну Сесил. Его нынешняя политика была направлена на отчуждение Англии от влиятельных католических стран, Франции и Испании, а, чтобы заручиться их союзом, нужно было убрать Сесила.
Из нескольких источников я слышала, что случилось на встрече в Совете: королева никогда еще так открыто не показывала своего характера, как в тот день. Я вполне могла представить ее во всем грозном величии. Она встала на защиту Сесила против заговорщиков. Плаха для Сесила! Она обрушила весь свой гнев и поток оскорблений на тех, кто осмелился предложить такое.
Она напомнила, что прошли кровавые времена ее отца, когда министров посылали на плаху только для того, чтобы освободить место для других. Сесил – против брака Марии и Норфолка, не так ли? Так пусть же знают, что королева согласна с позицией Сесила, и пусть укротят свою прыть, иначе окажутся там, куда они так хотят послать Сесила. Она поручает им передать своей подруге, королеве Шотландской, чтобы она получше приглядывала за своими доброжелателями, иначе некоторые из них окажутся ниже ростом на голову.
Когда Уолтер пересказал это мне, я предположила, что заговору против Сесила – конец, однако Уолтер покачал головой и сказал, что теперь, скорее всего, они будут составлять свои планы втайне.
Я была обеспокоена тем, что в заговор был вовлечен Роберт. Что сказала бы королева, если бы узнала, что он был против нее? Его предательство причинило бы ей больше боли, чем чье-либо. Я не могла разобраться в самой себе: я желала отомстить ему за то, как он поступил со мной, и часто в горечи и запале молодости говорила себе, что искренне желаю отставки Роберта от двора. Отставки – в отместку за мою отставку. А теперь я была в беспокойстве: ему грозила опасность.
Но даже при том, что он стоял чуть ли не во главе конспираторов, я была уверена, что он вывернется при любой ситуации. Я уже знала, как королева любит его: когда Роберт почти умирал от болезни, она бросила все и была у его постели. Ее любовь к нему была более сильна и всепрощающа, чем любовь Марии к Ботвеллу. Для Марии это было сильное физическое влечение, ради которого она рискнула короной, но она никогда не испытывала столь преданной и продолжительной любви, какую питала Елизавета к Роберту. Елизавета просто желала власти более сильно, чем любимого человека. Однако любовь ее от этого меньше не стала.
Вступая в заговор, Роберт надеялся, что любовь к нему королевы спасет его и на сей раз – и он был прав.
Я могу себе ярко представить, как Роберт разыграл с большим мастерством предсмертную сцену и как королева стояла у его одра. Вся ее любовь к нему проявилась в тот миг. Она умела быть очень преданной тем, кого любила, так же, как не могла прощать тех, кого ненавидела.
Представляю себе также, как Роберт облекал в слова свою преданность королеве. Как он говорил, что боялся за нее, и поэтому дал себя убедить, что для Елизаветы будет лучше, если состоится брак Марии с Норфолком, и именно по этой причине он поддержал заговор… только лишь из любви к ней… а теперь он не может простить себе, что действовал без ее ведома, хотя и для ее блага.
Он был умен в обхождении с женщинами. Он знал, в какой момент и в каком количестве нужна лесть, он был искусен в своей безыскусности. Неудивительно поэтому, что женщины любили его, и Елизавета в том числе.
Королева пролила слезу. Она сказала, что ее милому Робину не нужно беспокоиться, он должен поправляться, потому что величайшим горем для королевы будет потерять его. Она приказывала ему выжить. И, конечно, он выживет: разве он когда-либо ослушался ее приказаний? И как же характерно все это было для нашей королевы, когда, простив Роберта, она одновременно послала за Норфолком.
