Элизабет Вернер - Эгоист (дореволюционная орфография)

Джесси взглянула на него смущенно, пристыженно, по все-таки съ чувствомъ безконечнаго счастья.

— Я была несправедлива къ вамъ, мистеръ Зандовъ, — про­молвила она. — Правда, вы сами виноваты въ этомъ, но... я прошу у васъ прощенія.

Она не могла протянуть Густаву руку, такъ какъ онъ, разъ завладѣвъ ею, вообще не выпускалъ ея изъ своихъ рукъ; но теперь онъ наклонился къ этой рукѣ и поцѣловалъ ее. Джесси на этотъ разъ спокойно допустила это.

— Я уже долгіе-долгіе дни съ радостью ожидалъ сегодняшняго объясненія, — сказалъ онъ улыбаясь. — Неужели вы ду­маете, что я хотя бы одинъ часъ вынесъ повелительное обращеніе со мною брата и ваше презрѣніе, если бы не былъ увѣренъ въ томъ, что въ концѣ концовъ услышу отъ васъ просьбу о прощеніи?

— И Фрида дѣйствительно состояла только подъ вашимъ покровительствомъ? — спросила Джесси съ сильно бьющимся серд­цемъ. — Вы не любите ея?

— Фрида — моя милая племянница, а я — ея глубокоуважаемый дядя; этимъ и исчерпываются наши взаимоотношенiя. Такъ какъ она теперь обрѣла своего отца, то и я становлюсь со­вершенно излишнимъ въ качествѣ „лица, внушающаго уваженіе“, старшаго надъ нею. Но такъ какъ мы теперь заговорили какъ разъ о любви, Джесси, то... мнѣ нужно обратиться къ вамъ еще съ однимъ вопросомъ.

Видимо молодая дѣвушка угадала, что это будетъ за вопросъ, — по крайней мѣрѣ все ея лицо вспыхнуло заревомъ. Она не осмѣливалась поднять глаза, да это было и не нужно — Гу­ставъ опустился предъ нею на колѣна, и она была вынуждена взглянуть на него, когда онъ съ теплымъ чувствомъ произ­несъ:

— Моя любимая, дорогая Джесси, теперь я долженъ попро­сить прощенія! Я велъ интригу, я лгалъ также и тебѣ — это я не могъ отрицать, но за это я сильно пострадалъ, такъ какъ ты заставила меня выслушать много-много горькаго. Но со времени моей встрѣчи съ тобой по крайней мѣрѣ одно оста­лось и правдивымъ, и твердымъ — то чувство, которое возникло во мнѣ, когда я впервые взглянулъ на твои голубые глазки. Такъ положи же гнѣвъ на милость!

Джесси очевидно всецѣло была расположена къ милости — объ этомъ сказали Густаву ея глаза, прежде чѣмъ ея уста вымолвили это. Зандовъ съ бурной радостью вскочилъ съ колѣнъ, и помилованіе было дано ему самое полное и въ смыслѣ обычныхъ формальностей не оставлявшее желать ничего большаго.

Черезъ полчаса онъ и Джесси вошли въ комнату Фриды, гдѣ Францъ Зандовъ все еще находился со своей дочерью. Гу­ставъ взялъ Джесси за руку и, подойдя къ брату, торжественно произнесъ:

— Францъ, во всемъ моемъ безсмысленномъ планѣ было по крайней мѣрѣ одно разумное, даже очень разумное обстоятель­ство. Да, да, моя маленькая Фрида, не гляди на своего дядю и на свою будущую тетю столь удивленно — это какъ разъ „вещи, въ которыхъ ты ничего не понимаешь“. Мы при помощи своего обоюднаго остроумія выкопали это „разумное“ и имѣемъ честь представиться въ качествѣ жениха и невѣсты.

XIII.

На слѣдующее утро послѣ кофе оба брата удалились въ ка­бинетъ старшаго изъ нихъ и были тамъ одни. Францъ Зан­довъ сидѣлъ за письменнымъ столомъ, и на его лицѣ лежало выраженіе, уже долгіе годы не появлявшееся на немъ, а именно отблескъ счастья его прошлыхъ дней; но его чело все же было слегка омрачено, когда онъ обратился къ сидѣвшему противъ него брату со слѣдующими словами:

— Такъ ты дѣйствительно хочешь покинуть меня и увезти отсюда Джесси въ Германію? Я надѣялся, что теперь, когда дочь Клиффорда дѣлается твоею, ты исполнишь его горячее желаніе и станешь его преемникомъ въ дѣлѣ. Изъ-за этого тебѣ вовсе нѣтъ нужды совершенно отказываться отъ своей дѣятельности журналиста — вѣдь вся дѣловая обуза осталась бы, какъ и прежде, на моихъ плечахъ. Печать здѣсь, въ Америкѣ, болѣе сильна и вліятельна, чѣмъ ваша; ты здѣсь най­дешь болѣе свободное и значительное поле для своей дѣятельности, нежели на родинѣ. Подумай объ этомъ!

— Это не требуетъ никакихъ размышленій, — рѣшительно произнесъ Густавъ. — Весь свой интересъ и всю свою работо­способность я могу посвятить лишь одному дѣлу, быть же купцомъ и журналистомъ... нѣтъ, это невозможно. Какъ ни велико здѣсь поприще для духовной дѣятельности, я все же всѣмъ своимъ существомъ принадлежу своей родинѣ и только тамъ могу работать, какъ нужно. Что же касается нашего компаньонства, то вѣдь врядъ ли мы могли бы мирно жить другъ съ другомъ. Я былъ въ силахъ носить въ теченіе нѣсколькихъ недѣль маску подчиненности и молчать на все, такъ какъ ради Фриды не хотѣлъ доводить дѣло до разрыва между нами. Но теперь, Францъ, я считаю себя обязаннымъ сказать тебѣ откровенно, что вся твоя дѣловая практика, весь образъ твоей коммерческой дѣятельности никогда не позволили бы мнѣ ра­ботать совмѣстно съ тобою. Вѣдь эта твоя дѣятельность при­вела тебя къ близкой связи съ Дженкинсомъ, ну, а это уже достаточно говоритъ за себя.

Францъ Зандовъ не вспыхнулъ гнѣвомъ, какъ непремѣнно сдѣлалъ бы раньше при подобномъ заявленіи, но на его лбу появились еще болѣе глубокія морщины.

— Ты смотришь на вещи и обстоятельства со своей точки зрѣнія, а я — со своей. Правда, твоя профессiя предоставляетъ тебѣ полную свободу дѣйствій и взглядовъ, я же нахожусь въ кругу всевозможныхъ взаимно враждебныхъ интересовъ и не все­гда могу выбирать для себя средства. Человѣкъ рѣдко бываетъ господиномъ обстоятельствъ. Я хотѣлъ бы, чтобы не су­ществовало между мною и Дженкинсомъ общаго дѣла, но такъ какъ это уже произошло, то я не могу избавиться отъ него.

— Ты дѣйствительно не можешь? Неужели нѣтъ никакого пути для этого?

— Да, вѣдь я уже говорилъ тебѣ, что ради этой спекуляціи я рискнулъ сотнями тысячъ и что я могу потерять ихъ, если дѣло не удастся или если я одинъ отступлюсь отъ него.

— Такъ ты все же даже съ рискомъ подобныхъ потерь дол­женъ былъ бы отказаться.

Францъ Зандовъ взглянулъ на брата, словно не довѣряя сво­имъ ушамъ, и воскликнулъ:

— Съ рискомъ подобныхъ потерь? Ты говоришь это серьезно? Да представляешь ли ты себѣ, что значатъ подобныя суммы? Я сдѣлалъ все, что могъ, попытался добромъ разойтись съ Дженкинсомъ — увы! — это лишь повредило мнѣ: Дженкинсъ уперся на своемъ. Въ послѣднемъ письмѣ онъ съ нескрываемымъ недовѣріемъ спросилъ меня, дѣйствительно ли я такъ нуждаюсь въ своихъ капиталахъ, разъ такъ настойчиво, во что бы то ни стало, требую ихъ обратно? Онъ, кажется, думаетъ, что я понесъ потери, быть можетъ, сомнѣвается въ моей кредитоспособ­ности, а это самое опасное, что только можетъ выпасть на долю коммерсанта. Чтобы исправить свою неосторожность, я обязанъ со всей энергіей приняться за то дѣло.

— Вчера я привелъ къ тебѣ твое дитя, — серьезно произ­несъ Густавъ, — и, думаю, ты отъ этого выигралъ много больше, чѣмъ можешь потерять тутъ. Я надѣялся, что ради Фриды ты отстранишься отъ этой спекуляціи, которая препятствуетъ тебѣ прямо глядѣть въ глаза своей дочери.