Мишель Яффе - Нимфа
А сейчас надо было избавиться от мучительной жажды. Не успел Криспин протянуть руку к звонку, чтобы вызвать Терстона, как тот бесшумно материализовался с подносом, на котором, помимо графина с бургундским и бокала, лежал небольшой конверт.
— Прекрасно придумано про язык, — похвалил его Криспин, наливая себе вина. — Мне бы никогда не пришло такое в голову.
— Благодарю вас, сэр, — ответил Терстон с достоинством и протянул ему конверт. — Это только что доставил посыльный.
Криспин одним махом осушил бокал и взял конверт. При помощи увеличительного стекла он тщательно изучил восковую печать красного цвета с изображением солнечных часов и северной звезды на циферблате на месте цифры два. Криспин мгновенно забыл о жажде.
— Это из Норт-Холла, — сообщил он Терстону и добавил, разламывая печать: — Красная книга, том второй.
Норт-Холл принадлежал кузену Криспина Люсьену Норту Ховарду, графу Дэнфорду, самому загадочному и могущественному из шестерых известных всей Европе представителей семьи Арборетти. Он пользовался такой славой не только потому, что был титулованным главой рода Арборетти и принадлежащей им судоходной империи, которую Криспин и его кузены унаследовали от деда, но также и потому, что возглавлял тайную службу королевы Елизаветы. Правда, о последнем из всех Арборетти знал только Криспин. Именно Люсьен Норт, Л.Н., два с половиной года назад устроил Криспина на королевскую службу, а потом наблюдал за его деятельностью за границей. В его руках были сосредоточены руководящие нити всей обширной шпионской сети королевы Елизаветы.
Криспин давно написал Л.Н. с просьбой сообщить любые известные ему сведения о Фениксе, но ответ получил только сейчас. Однако когда Л.Н. писал ему из Норт-Холла, это всегда означало, что содержание письма касается дел семьи Арборетти, а не деятельности Феникса. Судя по всему, послание имело неофициальный характер, хотя цвет восковой печати указывал на использование красного шифра, который предназначался для сверхсекретных сообщений. На первый взгляд это было самое обычное письмо:
«Добро пожаловать домой. Я должен был написать тебе раньше, но был в отъезде за городом. Там проходила ярмарка, где я познакомился с очаровательными прелестницами — несколько блондинок, несколько шатенок и две восхитительные рыжеволосые ундины. Близняшки. Остальное предоставляю твоему воображению, хочу лишь заметить, что я, подобно Цезарю,veni,vidi,vici— пришел, увидел, победил. Хотя, возможно, с порядком действий он ошибся. Помнишь Сесилию? Она теперь замужем, мать двух хорошеньких мальчуганов. Господи, как быстро летит время.
С наилучшими пожеланиями. Твой кузен Л.Н.».
Тщательное изучение печати с помощью увеличительного стекла позволило Криспину разглядеть едва заметные следы размазанного вокруг нее воска. Это говорило о том, что письмо вскрывали, прежде чем доставить по адресу. Криспин надеялся, что его врагам понравился комментарий кузена по поводу того, как нужно добиваться любви женщин. Криспина же больше всего интересовала пунктуация седьмого предложения и написание слова «ярмарка». Используя этот ключ и второй том красного шифра, Криспин расшифровал письмо менее чем за десять минут.
— «Кредитный чек, найденный на теле Ричарда Тоттла и подписанный Софи Чампьон, предназначался для оплаты в банке „Лаундз и Уэйнскот“, — вслух прочел Криспин и нахмурился. Тот чек, который принес ему предприимчивый Джек в обмен за бездействие и молчание, был заверен тем же банком. В полном недоумении Криспин пожал плечами. Возможно, это простое совпадение.
— Такого понятия, как совпадение, не существует, — говорил брату Лоуренс Пикеринг за графином вина тем же вечером. — Нет ни удачи, ни судьбы. Мы сами прокладываем себе путь по жизни, Бул. Я сотни раз говорил тебе об этом.
— И все же ты должен признать, что нам повезло, когда она просто так оказалась здесь, — в восьмой раз упрямо настаивал на своем Бул.
С тех пор как солдаты ушли, прошло несколько часов, и, оставшись в одиночестве в своем кабинете, Лоуренс должен был признать, что день выдался на редкость удачным. То, что он выступил на стороне Короны в схватке Софи Чампьон против королевы Англии, принесло ему пять новых лицензий на игорные дома в окрестностях Лондона и дало возможность превратить нелегальные закрытые клубы в популярные и охотно посещаемые развлекательные заведения. У него даже появилась вполне реальная надежда осуществить свою давнишнюю мечту — открыть игорный дом под названием «Бархатная туфелька», где на всем дамском персонале из одежды будут лишь бархатные туфли. Но в таком деле не обойтись без поддержки могущественного покровителя.
Лоуренс улыбнулся сам себе при мысли о письме, которое он только что отправил. Оно должно было обрадовать адресата. Он собирался уже еще одним графином вина отпраздновать свою удачу и успех предприятия, когда панель в стене позади его кресла бесшумно открылась и в комнату вошла женщина.
Она медленно приблизилась — казалось, она плывет по воздуху, а не ступает по бренной земле — и остановилась перед ним. Она знала, что ему нравится следить за ее движениями, чувствовать, как она приникает к нему всем своим хрупким гибким телом, любоваться ее пушистыми золотистыми волосами, которые душистым каскадом обрушивались ему на лицо, когда она наклонялась, чтобы поцеловать его. Она ощутила его широкую сильную ладонь на своем бедре и позволила ему усадить себя к нему на колени.
— Дорогая, какой волшебный сюрприз.
— Я всего на минуту. Мне ужасно захотелось повидать тебя и узнать, как все прошло сегодня. — Она на мгновение прижалась губами к его губам и тут же кокетливо, но твердо отстранилась.
— Все прекрасно, любовь моя. — Лоуренс ласково взирал на свое сокровище.
— Ты должен быть доволен. — Она взяла из вазы засахаренный миндальный орешек и провела им по своей нежной, молочной белизны шее вниз, к глубокому декольте. Лоуренс жадно следил глазами за ее игривыми движениями.
— Я доволен, — хрипло отозвался он и попытался языком достать сладкий орешек из глубокой впадинки между грудями. — Я был бы еще счастливее, если бы ты согласилась стать моей женой немедленно. Сегодня же вечером.
— Ты же знаешь, что это невозможно, Лоуренс, — укоризненно отвечала она, слизывая сахар с губ.
— Дорогая, ты мучаешь меня. Можно я по крайней мере отнесу тебя в постель, и мы займемся любовью в ближайшие десять часов?
— Потерпи, милый. — Она потрепала его по щеке, поднялась и направилась к потайной лестнице, скрытой за выдвижной панелью. — Я рада была бы остаться на всю ночь, но не могу. Ты же знаешь, что скажут дома.
