Кэтрин Гэскин - Я знаю о любви

— Прикованным к колоде? Не в таком виде хотел бы я видеть своего сына.

— Тогда ты не знаешь своего сына. Такой выход из положения позволит ему считать, что восстание является престижным занятием. Для него все окончится безболезненно. Я сама ходила туда, передала еду и подушку. Ему лучше находиться там, где он есть, чем в этом свином хлеву. — Она поднялась и начала зажигать свечи. — Сейчас идите спать, завтра все закончится, я уверена, как только на баррикаде Стокейд закончатся запасы еды и виски. Все они вернутся домой и будут завтра выглядеть, как ягнята.

Кэйт пошла укладывать Кона спать, и я услышала звонкий голос Сина:

— Завтра Томми О'Брайен и я собираемся создать свои собственные войска…

Утром оказалось, что Кэйт была права. Когда солнце встало и дневные заботы обрушились на нас, баррикада показалась жалким несоответствием действительности, а защитники, как она выразилась, «играли в солдат». Лейлор заставил их сразу после завтрака заниматься строевой подготовкой, и мы увидели, что их количество сократилось наполовину.

— Еще немного времени, и Син вернется, чтобы поесть, и на этом великое восстание закончится, — сказала Кэйт.

Утро было в самом разгаре, когда мужчины вышли из шахты, чтобы выпить свой чай, и начались разговоры.

— Несколько мужчин прошлой ночью вышли и реквизировали еду, деньги и амуницию от имени Комитета Баррикады Стокейд, — сказал Дэн. Большая часть того, что было собрано, так никогда и не попала на баррикады Стокейд. Они это оставили у себя.

— Естественно, что же ты хотел? Восставшие всегда состоят наполовину из тех, кто хочет что-то получить даром.

Мы узнали, что эти разговоры достигли лагеря Кемп и комиссара Рида, когда войска захватили Банк и обложили его мешками с песком.

— Определенно, он переборщил в этом деле, — сказала Кэйт. — Как любой англичанин.

Лейлор направил депутацию в лагерь Кемп с требованием освободить пленников, захваченных во время вчерашнего рейда. Рид воспринял требование как ультиматум. Но каждый из нас, даже те шахтеры, кто держались подальше от баррикады Стокейд, страдали от оскорбления из-за увольнений.

Обращения за помощью к соседним приискам привели к тому, что стали появляться добровольцы оттуда. Однако они рассчитывали увидеть хорошо вооруженный и укрепленный Стокейд, а также снабжение его сдой и виски. Но столкнувшись с реальностью, повернули домой. Некоторые жители Балларата тоже ушли, даже те, кто принял присягу. Но наиболее стойкие шахтеры усердно занимались строевой подготовкой, у них постепенно накапливалось оружие.

Все могло бы успокоиться, если бы от приходящих людей мы не получили неожиданные новости. Губернатор Хотэм решил пресечь беззаконие на золотоносных участках; он направил дополнительные подкрепления из Мельбурна.

— Теперь все добром не кончится, — сказал Адам. — Это война.

Днем после обеда Адам нанял двуколку из платной конюшни на Мэйн-роуд и взял Розу и меня для поисков оружия и амуниции. Мы были в шляпах и перчатках и одеты в самое лучшее. Адам попросил нас получше одеться, а Розу никогда не надо было просить об этом дважды.

Она выглядела очаровательной, застенчивой, веселой и радостно улыбалась всем, пока мы ехали вдоль Мэйн-роуд. Роза смеялась и раскланивалась со своими знакомыми. Ее поведение производило впечатление своей невинностью и искренностью. Если бы она знала, как это терзало меня!

— От мамы никуда не скроешься. В конце концов я ей сказала, что меня ждет миссис О'Доннелл.

— Она узнает правду, когда мы вернемся назад, — сказал Адам. — Она не одобряет, что я выполняю поручение Петера Лейлора, но они в самом деле очень нуждаются во всем необходимом. У меня есть его письменное свидетельство с просьбой о помощи.

— Какая от нас может быть польза? — Я чувствовала себя как-то в стороне от них обоих, как пожилая дама, сопровождающая молодую девушку во время увеселительной прогулки.

Адам засмеялся.

— Декорация, вот что ты и Роза сейчас представляете собой, Эмми. Вы обе создаете мне прекрасный фон респектабельности. Женщины не станут меня бояться, когда мы будем подъезжать, а мужчины узнают, что я не являюсь каким-то головорезом из Балларата…

Я слегка надвинула шляпку, чтобы защитить лицо от солнца. Было очень жарко.

— Это не твоя борьба, Адам. Ты не шахтер. Зачем тебе нужно заниматься этим?

Он нервно, без нужды, подергал поводьями, хотя обычно правил коляской спокойно, не был лихачом.

— Все является моей борьбой, если это касается Мэгьюри, — сказал он. — Однако я за шахтеров — по крайней мере, против тех, кто в лагере Кемп. Я против всего того, что связано с тиранией. Это новая страна — чистая, свободная — или пытающаяся стать такой. В Америке мы знаем об этом. Мы знаем, что значит пытаться остаться свободными…

Наступило неловкое молчание, — видимо он считал, что существуют идеи, которые можно воплотить в жизнь, но о которых редко говорят.

Роза не дала ему погрузиться в мрачные мысли. Она наклонилась, чтобы увидеть его лицо. Она его очень любила и хотела знать каждую его мысль.

— Мне кажется, Адам, ты становишься австралийцем.

Он не улыбнулся.

— Я останусь родом из Нантакета до самой смерти. Нельзя изменить принадлежность человека. Но мои дети будут австралийцами.

Я подумала о детях Адама. Возможно, и Роза подумала.

Мы собрали много подношений, и перед нашим возвращением в Балларат Адам свернул с дороги еще раз. Вокруг ничего — ни дома, ни палатки, ни даже холодной остывшей золы от стоянки однодневного лагеря, — ничего, кроме нескольких высоких эвкалиптов.

— Зачем, Адам? — спросила Роза.

— Мне кажется, настало самое время вам обеим научиться владеть оружием. В непредвиденных обстоятельствах у мужчин может не оказаться свободного времени позаботиться о вас. Здесь мы испытаем добытое нами оружие — вдали от глаз вашей матери.

Из-под сиденья он достал узел, завернутый в промасленную ткань. Под ней оказался полированный деревянный ящик, отделанный полосками голубого вельвета; внутри лежали два одинаковых изящных пистолета ручной работы.

— Дуэльные, — сказал он. — Я купил их в Мельбурне. Великолепная пара. Посмотрите… — Мы склонились над коробкой, а его пальцы погладили тонко выгравированные буквы: «Ф. Иннес — Эдинбург». — Только один выстрел, после чего следует перезарядить. Но для женщины, вероятно, этого будет достаточно.

Роза взяла один из них. Ее рука внезапно опустилась под его тяжестью.

— Однажды я видела дуэльные пистолеты, — сказала она. — Они были гораздо более красивыми, чем эти. Серебряные, отделанные жемчугом.