Энн Дуглас - Хитрость мисс Кэролайн
— Теперь ты понимаешь, что чувствует мисс Кэролайн, — проговорила сестра.
— Что ты хочешь этим сказать? — удивленно спросил Дикон. — Ее же никто не заставляет делать работу, которую она презирает.
— Нет, но она, как и ты, связана по рукам и ногам. Она не может никуда пойти из страха, что ее увидят и узнают. Подумай об этом.
Как сделать мисс Кэролайн свободной? Еще одна проблема для человека, у которого и без того полно проблем. Дикон сделал все, что было в его силах, чтобы спасти даму. Разве она не была свободна от мужа, человека, который ее преследовал, разве она не живет теперь легко и беззаботно в доме на Голден-сквер? Очевидно, этого недостаточно.
Дикон так мало видел ее с тех пор, как они вернулись в Лондон. Он считал, что это к лучшему. Она странно на него действовала. Дикон знал, что это запретная зона, но знание это не избавляло его от тех чувств, которые он к ней испытывал. Только сегодня утром ему пришлось бороться с желанием заключить ее в свои объятья. Ему удалось отшутиться.
— Вы едите уже третий тост, — сказал Дикон, кивая на блюдо. — Вы превратитесь в настоящую толстуху. — Он окинул взглядом ее фигуру. Болезненная худоба исчезла, уступив место округлости линий, что казалось ему очень привлекательным.
— Толстуху? — переспросила она. — А кто ест уже вторую копченую селедку?
— Вы что-то имеете против копченой рыбы? Нельзя начинать рабочий день, не просолившись как следует. Могу я подсолить вас немного, мадам? — Он посмотрел на нее голодным взглядом.
— А что это значит? — улыбнулась Кэролайн.
— Вас никогда не подсаливали? Вот досада. Я думал, об этом каждый школьник знает. Наклонитесь поближе, мадам, я вам покажу.
Дикон сидел во главе стола, Кэролайн — сбоку. Она наклонилась, рассмеявшись.
Дикон положил ей в рот кусочек. Вместо того, чтобы сразу убрать руку, он дотронулся пальцами до ее губ.
— Нужно поцеловать руку дающего, таков обычай, — объяснил он. — Это и называется подсолить.
Вспыхнув, Кэролайн подчинилась.
— Понимаете, почему я каждое утро ем эту рыбу, — произнес он зловеще, поднося пальцы к губам.
«Вот дьявол, — думал Дикон, приходя в себя, — я играю с огнем, и игра эта опасная. Мне это не нравится, и ей, думаю, — тоже. Лучше завтракать и ужинать тоже отдельно».
— Давайте еще раз обсудим, откуда я и где мой дом, — предложила Кэролайн Рут утром, когда они пили чай. — Ваши приятельницы — леди Робстарт и миссис Хинкл особенно интересуются. Я чувствую себя так неловко, как тогда, когда сэр Гарри стал задавать мне вопросы в Райфилде, я боюсь, что скажу что-нибудь невпопад. Трудно вспоминать прошлое, которого у тебя не было.
Рут рассмеялась.
— У вас неплохо получается. Говорите о природе Дарема и окрестностей. Я уверена, эти дамы там никогда не бывали. Что вы сказали сэру Гарри? Я не знала, что он вами так интересовался.
— Он спрашивал о ваших сыновьях, поскольку я, естественно, должна о них знать, — объяснила Кэролайн. — Кстати, когда я их увижу?
— Теперь уже скоро, в любое время. Давайте я вам лучше расскажу.
Уилл, старший сын, который жил теперь в Дорсете, в поместье Стилтонов, приехал через несколько дней. О нем объявили в тот момент, когда Рут с Кэролайн принимали знакомых дам, в том числе леди Робстарт и миссис Хинкл.
Кэролайн была рада, что о его приезде объявили, она бы его ни за что без Рут не узнала. Молодой человек двадцати четырех лет, с волосами песочного цвета, сияющими голубыми глазами, широко улыбаясь, вошел в гостиную. Он был одного роста с Рут.
Уилл поздоровался с матерью, поцеловав ее в щеку, и повернулся к гостям. Рут пришла ему на помощь:
— Ты помнишь… — говорила она, называя каждую даму на тот случай, если он забыл, как ее зовут.
Кэролайн поняла, что здесь может быть ловушка, но было поздно.
— Ты помнишь миссис Мейкпис, — сказала Рут, улыбаясь Кэролайн.
Уилл, не узнавая, посмотрел на нее и спросил:
— Мы раньше встречались, миссис Мейкпис? Я не мог бы вас забыть.
Кэролайн услышала, как зашептались леди Робстарт и миссис Хинкл. Наверняка упивались таким неожиданным заявлением. Ей захотелось провалиться сквозь землю, но пришлось улыбнуться и сказать:
— Уилл! Ты шутишь. Неужели я так изменилась с тех пор, как ты в последний раз приезжал в Дарем? Рут, — она повернулась к леди Стилтон, — разве я так сильно изменилась? Скажите этому глупому мальчику, что это не так. Конечно, я болела, но ведь теперь я здорова.
Уилл был явно озадачен, но увидев, как мать смотрит на него, понял, что здесь нужно быть осторожным, и, пробормотав: «Конечно», — повернулся к следующей гостье.
Как только дамы ушли, Рут объяснила сыну, кто такая Кэролайн и как она оказалась в их доме. Кэролайн опасалась, что самое плохое предотвратить не удалось. Две уже известные нам дамы (у обеих языки как помело) начнут, можно не сомневаться, рассказывать всему Лондону, что сын леди Стилтон не узнал «старинную и ближайшую подругу» матери, подругу, которая гораздо моложе леди Стилтон и больше подходит по возрасту Уиллу, чем его матери.
Кэролайн знала, что ей нужно уехать. Ее присутствие ставит хозяйку в неловкое положение.
Наступил февраль. Кэролайн помогала Рут устроить нескольких небольших приемов и один музыкальный вечер, на котором пела новая итальянская знаменитость — удивительное сопрано. Кэролайн постаралась извлечь для себя из этого пользу. Она очень ценила приобретенный опыт. Если она найдет работу экономки, то сможет помогать своей хозяйке устраивать развлечения для гостей. Она не забывала об этом ни на минуту, прекрасно понимая, что как бы приятно и беззаботно ни было ее теперешнее положение, долго так продолжаться не может. Кэролайн поправилась, и с ее лица исчезло выражение испуга и беспокойство. Она больше стала уделять внимания своей внешности, по-новому причесывала волосы и почувствовала, что ей действительно двадцать два, а не тридцать два года.
Дикон не остался равнодушен к перемене, произошедшей с ней. Гадкий утенок превращался в прекрасного лебедя, изящное создание, которое постоянно присутствовало в его снах и мечтах, несмотря на то, что в жизни он изо всех сил старался ее избегать. Его постоянное отсутствие раздражало Рут, которой не хватало его на званых приемах. Она отказывалась верить, что Военное министерство не может без него обойтись хотя бы на время.
— Ты говоришь, что тебя тошнит от твоей службы, а сам чуть ли не живешь в своем Военном министерстве, — заявила она ему в воскресенье утром, когда он сказал, что не может поехать с ними в церковь. — Что там делать в воскресенье? Я уверена, что никаких донесений по воскресеньям туда не доставляют.
