Татьяна Романова - Лисичка
Казалось, девушка должна была давно все забыть, но ноги безошибочно принесли ее к воротам конюшни, невысокого длинного строения из красного кирпича с чередой маленьких квадратных окошек под черепичной крышей. Долли грустно подумала, что сердце все помнит, но встряхнув головой, как бы отгоняя печальные воспоминания, она отворила калитку, прорезанную в тяжелых воротах конюшни, и прошла внутрь.
Яркое зимнее солнце косыми лучами, пробиваясь через множество маленьких окошек, давало достаточно света, не беспокоя животных. Долли пошла вдоль денников, рассматривая лошадей. Их было немного, ведь хозяева давно не жили в имении. Все лошади были упряжными, орловскими рысистыми, верховых она не увидела. Девушка уже почти дошла до конца прохода, когда громкое ржание привлекло ее внимание: высокий светло-серый орловский жеребец тянул к ней голову поверх решетки денника.
— Ганнибал! — воскликнула Долли и, подбежав, обняла благородную голову коня, — мой дорогой, мы все по тебе соскучились, шептала она в бархатное ухо, — ты спас Элен, спасибо тебе!
Красавец-конь положил ей голову на плечо, потерся щекой о волосы княжны и легко стукнул копытом о пол денника.
— Сейчас мы с тобой поскачем, — успокоила его девушка.
За ее спиной кто-то тихо кашлянул. Долли обернулась и увидела высокого светловолосого молодого парня в распахнутом коротком тулупе, который, стоя за ее спиной, мял в руках шапку.
— Чего угодно, барышня? — робко спросил он.
— Тебя как зовут? — поинтересовалась княжна.
— Архип, — парень мялся, не зная, что делать дальше.
— Оседлай мне Ганнибала, Архип, и расскажи, как он тут жил.
Парень бросился за седлом, рассказывая на ходу про коня.
— Он здесь уже год, я сам за ним ухаживаю, выезжаю на нем, чтобы не застоялся, я ему все самое лучшее даю, — рассказывал Архип, седлая коня.
В последний раз подтянув подпругу, он вывел жеребца из денника и повел на улицу. Долли последовала за ними. Подставив девушке сложенные в замок руки, конюх подсадил ее в седло и посоветовал:
— Вы бы, барышня, по большой дороге ехали, тропы уже снегом засыпаны.
— Хорошо, — согласилась Долли и поскакала к подъездной аллее.
Ганнибал радостно нес княжну мимо заснеженных деревьев парка. Впереди показалась красивая церковь, а за ней большое село Марфино, раскинувшееся на берегу тихой речки Сосенки. Долли направила Ганнибала к церкви. Изящный храм был построен еще ее прадедом Иваном Павловичем Черкасским в модном тогда стиле барокко и был освящен в честь Рождества Пресвятой Богородицы. Светло-желтые стены, белые колонны и фронтоны окон, золотые купола на фоне покрытых инеем деревьев были такими яркими, что церковь казалась сказочной и даже какой-то нереальной.
Между храмом и парком лежало кладбище. Долли спрыгнула с коня, привязала его к дереву, росшему около ограды, а сама пошла к мраморному надгробью, поставленному над могилой родителей. Белый ангел, склонив колена, молился на высоком мраморном постаменте с простой надписью: «Светлейший князь Николай Никитич Черкасский и светлейшая княгиня Ольга Петровна Черкасская» и датой «1805 год». Долли подошла к могиле и погладила родные имена, высеченные на мраморе, а потом прижалась к камню лбом. Легкий ветерок поднял поземку около ее ног, как будто родители подали ей знак.
— Мамочка, милая, ты к нам приходила, мы слышали тебя, помоги своим детям в моменты опасности. Пусть у Элен с Алексом все будет хорошо, где бы они ни находились! И нас тоже защити, если сможешь, — попросила девушка, перекрестилась, и поцеловав пальцы, прижала их сначала к имени отца, потом — матери. Постояв еще немного, она повернулась и пошла к выходу с кладбища.
Ганнибал приветствовал ее тихим ржанием. Долли вскочила в седло и, тронув бока рысака пятками, поскакала через село в поля. Конь, радуясь свободе, казалось, летел над землей, красиво выгибая серую шею. Долли пригнулась к его гриве и шептала в чуткое ухо Ганнибала нежные слова, хваля его красоту и легкий бег. Сделав большой круг, обогнув поля и рощу, они вернулись в поместье. Передав рысака своему новому знакомому — конюху Архипу, Долли на прощание потрепала коня по холке и побежала в дом.
Она успела как раз к обеду. Тетушка попросила ее вместе с остальными девушками прийти сразу после трапезы в девичью. Им троим раскроили и сметали первые платья. Как и предсказывала Долли, платья, выкроенные по готовым образцам, сидели прекрасно, теперь можно было их сразу шить, не обременяя девушек примерками.
Найдя Ганнибала, княжна так обрадовалась, что теперь каждое утро по нескольку часов носилась на нем по полям и лесам Марфина, придумывая себе все новые маршруты. Дел по хозяйству, за которыми она обещала наблюдать, оказалось немного, да и хозяйство под разумным руководством управляющего было поставлено так, что не требовалось особенного вмешательства с ее стороны, и девушка была свободна.
Этот воздух свободы опьянил Долли, и она постепенно забыла о причинах, приведших их сюда, и когда в конце второй недели пребывания в Марфино, летя на Ганнибале, она услышала за спиной выстрел, девушка решила, что ей показалось. Прискакав к конюшне, княжна осмотрела коня, на нем не было ни одной царапины, свиста пули она тоже не слышала. Неужели она ошиблась? Но червь сомнения уже засел в мозгу, и Долли задумалась. Хорошо, пусть она не ошиблась, и Островский нашел их — ведь это было нетрудно: ямщики довезли семью прямо до Марфино. Что можно сделать? Предупредить тетушку? Она начет нервничать — что совсем плохо, а уехать до возвращения Ивана Ильича они не могут. Значит, нужно кататься только по парку, и уехать как можно скорее.
Приняв решение, княжна поспешила к дому и, скрывая свои опасения от домашних, каталась с тех пор только по двору и парку, с нетерпением ожидая возвращения управляющего. Иван Ильич приехал через два дня и сообщил графине, что в ее доме в Москве все готово, и они могут переезжать. Апраксина велела позвать Долли, без совета которой теперь не принимала никаких решений, и, обсудив всё втроем, они договорились, что из имения женщины выедут завтра в пять часов утра на двух тройках. В кареты решили запрячь тех лошадей, которые потом останутся в Москве. Кучера тоже должны были остаться с хозяевами.
Договорившись с управляющим, женщины пошли предупредить Лизу и Дашу. Пока они поднимались по лестнице, Долли спросила:
— Тетушка, а сарафаны нам сшили?
— Я велела их сшить в первую очередь, — ответила графиня, — как только поняла, что ты задумала.
— Вот и отлично, значит, мы нарядимся крестьянками, вы поедете в первой карете с горничными, а мы — во второй, с вещами, — предложила княжна.
