Элейн Барбьери - Ради любви
— Дура!
Барретт просунул руку через решетку и попытался ухватить Мэгги. Но шлюха резво отпрянула и громко расхохоталась:
— Может, вам хочется узнать, как светловолосая потаскуха пережила ваш арест, сэр? Может, сказать, где она сейчас весело проводит время, пока вы тут валяетесь на грязной койке?
Барретт побагровел от ярости. Эта стерва издевается над ним!
— Коли уж вы такой джентльмен, что даже спросить не можете, я сама скажу. Эта потаскуха сейчас нежится в постели капитана! И ноги заранее раскинула, так что все у нее видать. А вам-то, сэр, хоть бы коленку показала! Ждет, не дождется капитана, чтоб ублажить его на полную катушку, это уж точно.
Из горла Барретта вырвался яростный хрип. Капитан и эта… эта стерва… рядышком под одним одеялом… За неимением никого другого он обрушил всю свою ярость на женщину за дверью.
— Ах ты, вонючая задница! Пошла отсюда! — взревел Барретт.
— Что случилось, сэр? Неужто вы так переживаете из-за того, что девка просто посмеялась над вами и поклялась, что скорее помрет, чем даст вам. А после этого приползла к капитану выпрашивать, чтоб он ее поимел?
— Ты врешь, стерва! Эта зараза слишком горда, чтобы ползать у кого-то в ногах!
— Ну что вы, сэр… Капитан — мужчина что надо, одно загляденье. Он быстро ее скрутил, в два счета!
— Ты все врешь!
— Что вы, что вы, сэр… ведь он… — речь старой карги прервал страшный приступ кашля, буквально согнувший ее пополам. Барретт, не в силах совладать со своей яростью, принялся трясти решетку на двери.
— Вали отсюда, мерзкая тварь, вали куда хочешь, или, клянусь, ты поплатишься за это!
— Я, значит, должна поплатиться за то, что сказала правду… и за то, что не побоялась прийти к вам, когда все вас бросили?
— Ты нагло врешь!
— Нет, я сказала правду!
— Ты врешь, я знаю! Капитан с ходу все сечет и никогда не свяжется с такой стервой.
— А ежели я докажу, что говорю правду?.. Ежели я буду все примечать и про все вам рассказывать, чтоб вы знали, кого наказать, а кого и одарить?
— Это кого я должен одаривать? Уж не тебя ли?
— А чем я плоха?
— Сначала я хочу увидеть, как ты будешь жариться в аду! — взревел Барретт.
— Ты там будешь прежде меня! — взвизгнула Мэгги. И уже откровенно глумясь, добавила с мерзким хихиканьем: — Что хотела рассказать, то и рассказала. А ты сиди в этой дыре и думай про то, как девку, по которой у тебя слюни текли, капитан всю ночь надраивает промеж ляжек! И можешь оторвать себе конец, потому что потаскуха предпочла конец посолиднее — самого капитана! — который и обхаживает… — Если ты сейчас не уберешься отсюда, я тебя…
— С превеликим удовольствием, сэр! — насмешливо жеманясь, ответила Мэгги и пропала в темноте.
Джон Барретт вцепился в прутья решетки с такой силой, словно это была шея ненавистного капитана, и, тяжело дыша, невидящими глазами смотрел перед собой. Если все, что наговорила здесь эта карга, правда…
Скрежеща зубами от ярости, суперкарго вернулся на койку. Накинул на плечи одеяло, прилег и закрыл глаза. Если все это, правда, то капитан подписал себе смертный приговор: он расправится с ним еще безжалостнее, чем собирался. А эта стерва грязь будет слизывать с его сапог. Раздался звук корабельного колокола, и Барретт принялся машинально считать число ударов: один… два… три… четыре… пять… шесть…
Удары колокола далеко разносились в прозрачном ночном воздухе. Дерек вгляделся в непроглядную темень. Один… два… три… четыре… пять… шесть… Он слегка повел широкими плечами, ежась от ночной прохлады. Пожалуй, можно возвращаться обратно. От знакомого беспокойства вновь все заныло внутри. Вспомнив, что в каюте его ждет женщина, он еще сильнее нахмурился. Белокурая шлюха предложила себя ему, и он принял ее предложение.
Это деловое соглашение, обмен услугами — все очень просто. И нет причин беспокоиться, что она вдруг передумает и не явится. И нет причин для смутного предчувствия, что за эту ночь он, может быть, будет расплачиваться всю жизнь. И все же…
Дерек вдруг разозлился на себя из-за, этих дурацких сомнений. Белокурая гордячка каждый раз без видимых причин заставляла сильнее стучать его сердце, и он все еще мерз на палубе, хотя давно уже мог лежать на жаркой, распаленной девке. Дерек досадливо со всей силы стукнул ладонью по поручню и, развернувшись, решительно направился к себе.
Хмуро шагая по коридору к своей каюте, он размышлял о Джиллиан Хейг, которая буквально сводила его сума. Видение ее мерцающих волос неотступно преследовало его. Нежное свечение кожи дразнило и притягивало. Ночами, ворочаясь с боку на бок, он представлял себе все ее прекрасное тело, а ноздри щекотал едва уловимый запах женщины.
Наконец Дерек признался себе, что страстно хочет ее. Она настолько глубоко проникла в его чувства, что теперь была только одна возможность освободиться от этих пут.
Остановившись перед своей каютой, Дерек протянул руку к дверной ручке и негромко выругался сквозь зубы. Черт возьми, да у него руки трясутся, как у неопытного юнца, входящего к своей первой женщине! Дерек сердито распахнул дверь и замер на пороге. Лампа была привернута, и в каюте царил полумрак. Он огляделся и помрачнел: женщины нигде не было.
Привередливая ведьма ушла.
Он в раздражении уже собрался, было с силой захлопнуть дверь, как вдруг заметил на полу около лохани небрежно брошенную одежду. Дерек сразу узнал плащ, и грязное платье, и лиф, который эта кокетка спустила с плеч своими длинными изящными пальцами.
Он сделал несколько шагов вперед и увидел, что лоханью, вне всякого сомнения, пользовались. Остывшая вода все еще пахла лавандой. Но где же она сама? Краем глаза Дерек заметил легкое движение на своей койке. Он решительно шагнул к ней и тут же замер, пораженный открывшимся перед ним зрелищем.
Это непорочное создание в его постели, этот чистый ангельский лик, это переливающееся серебристое сияние волос на подушке не имели никакого отношения к спесивой, шлюхе Джиллиан Харкорт Хейг!
Дерек бесшумно подошел ближе. Безмятежно спящую женщину окружал трогательный ореол юности и невинности. Он светился в удивительной прозрачности кожи, им были рождены густые длинные ресницы и нежные, без единой морщинки матовые щеки. Он проступал в тонких чертах лица и в теплых, припухлых, слегка приоткрытых губах… Джиллиан шевельнулась во сне и повернулась к Дереку. Она вдруг нахмурилась, что-то пробормотала, и капитан сразу очнулся, увидев, как по ее лицу скользнуло знакомое высокомерное выражение. Ангельская безмятежность снова вернулась к ней, но было уже поздно. Мираж растаял без следа.
