Дафна дю Морье - Генерал короля
— Намного проще будет отнести мисс Гаррис отдельно, — заметил Ричард, и, не успела я возразить, как он обхватил меня руками и поднял со стула.
— Вперед, джентльмены, — скомандовал он, и наша странная процессия начала подниматься по лестнице под удивленными взглядами гостей и нескольких слуг, которые вжались в стену, освобождая нам проход. Джон и Питер, красные как раки, тащили кресло, продвигаясь вперед шаг за шагом, а я, положив голову Ричарду на плечо и крепко обняв его за шею, чтобы не упасть, покорно ждала, когда закончится это испытание.
— Я ошибся, — неожиданно произнес Ричард мне на ухо. — Ты все же изменилась.
— В чем?
— Стала на полпуда тяжелее.
Так мы добрались до моей комнаты над аркой.
10
Я так хорошо помню этот ужин, словно он был только вчера: я лежу в постели, откинувшись на подушки, Ричард сидит на кровати у меня в ногах, а перед нами низенький столик.
Казалось, и дня не прошло, как мы расстались, а ведь минуло уже пятнадцать лет. В комнату, неодобрительно поджав губы, вошла Матти, неся тарелки с едой; она никогда не могла понять, почему мы с Ричардом распрощались, и сделала вывод, что он бросил меня из-за моего увечья. Увидев ее, Ричард тут же расхохотался и стал звать ее «старая сводница», прозвище, которое он дал ей еще в те далекие дни, и принялся насмешливо расспрашивать, сколько сердец ей удалось разбить со времени их последней встречи. Поначалу она лишь неохотно бросала в ответ короткие фразы, но от Ричарда было не так-то легко отделаться: непринужденно болтая, он взял тарелки у нее из рук, поставил их на столик, и вскоре она, примирившись, уже выслушивала с пунцовым от смущения лицом его шутливые замечания о своей располневшей фигуре и кудряшках на лбу.
— Полдюжины солдат-кавалеристов ждут не дождутся во дворе, чтобы с тобой познакомиться, — сообщил он ей. — Пойди и докажи им, что женщины в Корнуолле не чета этим неряхам из Девоншира.
И, закрыв за собой дверь, Матти вышла, догадавшись, без сомнения, что впервые за пятнадцать лет я не нуждаюсь в ее услугах. Ричард тут же принялся есть — на аппетит он, слава Богу, никогда не жаловался — и скоро еды на тарелках заметно поубавилось, хотя я, все еще не придя в себя от неожиданности, лишь отщипнула кусочек цыплячьей грудки. Еще не закончив ужин, он, верный своей давней привычке, вскочил на ноги и принялся расхаживать по комнате с громадной костью от жаркого в одной руке и куском пирога в другой, рассказывая мне о плимутских оборонительных сооружениях, которые его предшественник, вместо того чтобы сравнять с землей в первые же дни войны, позволил врагам расширить и укрепить.
— Поверишь ли, Онор, — возмущался он, — этот болван Дигби просидел девять месяцев под стенами Плимута на своей жирной заднице, пока противник в осажденном гарнизоне вытворял все, что заблагорассудится; солдаты делали вылазки за продуктами и дровами, возводили баррикады, в то время как он играл в карты с младшими офицерами. Слава Богу, эта пуля в голове заставит его пролежать в постели месяц-другой, а я за это время наведу порядок.
— Уже есть какие-нибудь результаты?
— Во-первых, я сделал то, что нужно было сделать еще в прошлом октябре — насыпал новый земляной вал у Маунт Баттена и поставил на него пушки, чтобы они держали под прицелом все корабли, которые вознамерятся пересечь пролив Саунд; таким образом, я оставил осажденных без еды и боеприпасов. Во-вторых, я перекрыл им воду, так что теперь мельницы не могут молоть муку для жителей. Дай мне месяц-другой, и все они у меня с голоду подохнут.
Он откусил огромный кусок от пирога и подмигнул мне.
— Но блокада с суши, разве она действенна в наши дни?
— Будет действенна, только дай мне время организовать ее. Вся беда в том, что большинство офицеров под моим началом совершенно никудышные — мне пришлось выгнать больше половины из них. Правда, у меня есть отличный командир в Солташе, он уже наподдал хорошенько этим мятежникам из Плимута, когда те вздумали сделать вылазку недели две назад — горячая была схватка, особенно в ней отличился мой племянник Джек, старший сын Бевила, ты должна его помнить. А на прошлой неделе мы напали на их аванпост, неподалеку от Модлина, выбили с занимаемых позиций и еще сотню пленных взяли. Думаю, теперь джентльменам в Плимуте не сладко спится в их постелях.
— Пленные — это такая проблема, — заметила я. — Сейчас тебе трудно прокормить даже твоих собственных людей, а ведь захваченных в плен тоже нельзя морить голодом, я полагаю.
— Еще чего, — рявкнул он. — Я отсылаю их в замок Лидфорд, и там их вешают без суда и следствия за государственную измену.
Он швырнул обглоданную кость в окно и взял себе еще кусок жаркого.
— Но Ричард, — неуверенно возразила я, — ведь это несправедливо. Они всего лишь сражаются за дело, которое считают более важным и благородным, чем наше.
— Да плевал я на справедливость. То, что я делаю, дает хорошие результаты, все остальное меня не волнует.
— Я слышала, парламент назначил вознаграждение за твою голову, — продолжала я. — Говорят, бунтовщики боятся тебя и ненавидят.
— А ты думала, они в задницу меня будут целовать? — усмехнулся он, потом подошел и сел на краешек постели.
— Хватит о войне, поговорим о нас с тобой, — сказал он. Я совсем этого не хотела и ладеялась отвлечь его, вновь вернув разговор к осаде Плимута.
— А где вы сейчас живете? В палатках?
— Что мне делать в палатке, когда в моем распоряжении лучшие дома Девоншира? Нет, мой штаб расположен в Бакленд Эбби, которое мой дед продал Френсису Дрейку полвека назад, и могу тебя заверить, мне живется там преотлично. Я захватил весь скот в поместье, а хозяева платят мне арендную плату, если не хотят, чтобы их тут же вздернули на суку. За спиной они зовут меня Рыжей лисой, а женщины, как я понял, пугают этим именем своих детей, когда те плохо себя ведут. Говорят: «Вот придет Гренвиль, и Рыжая лиса заберет тебя», — и он расхохотался, словно это была удачная шутка. А я смотрела на его подбородок, ставший еще более жестким, на решительную линию рта и поджатые уголки губ.
— О твоем брате Бевиле в этих краях говорили по-другому, — мягко заметила я.
— Да, — согласился он, — но ведь у меня нет такой жены, какая была у Бевила, нет дома, который бы я любил, нет счастливых ребятишек…
Неожиданно его голос зазвучал резко, и в нем послышалась глубокая горечь. Я отвернула от него лицо и опустилась на подушки.
