Патриция Грассо - Ирландская роза
– Но это не мой дом! – воскликнула Фиона, ее сердце сжалось от неясной тревоги.
– Совершенно верно. Этот дом – мой, – сказал Берк с плотоядной ухмылкой.
Вскрикнув от негодования, Фиона попыталась освободиться, но силы их были явно не равны. Посмеиваясь над ее тщетными усилиями, Берк внес ее внутрь особняка, затем, под изумленными взглядами стражи и прислуги, пронес наверх, в свою комнату. Он с силой захлопнул ногой дверь, небрежно бросил свою ношу на огромную кровать и захохотал, когда она торопливо перебралась подальше от него в противоположный угол.
– Выпустите меня сейчас же! – потребовала Фиона. – Вы погубите мою репутацию!
– Твоя репутация и так уже погублена, сердце мое, – ответил Берк, явно довольный собой.
Фиона вскочила с кровати и подошла к нему. Ее голубые глаза сверкали от ярости.
– Ты – подлый ублюдок… – прошипела она и со всей силы ударила его по лицу.
Берк тут же вернул пощечину, скорее изумив ее, чем причинив боль.
Гнев Фионы сменился страхом, она отпрянула.
– Вы безумны! – с ужасом прошептала она, приложив дрожащую руку к пылающей щеке.
Берк ухватил ее за запястье и притянул, вжав в свое сильное, жаждущее женских ласк тело, затем толкнул на кровать и отрывисто бросил:
– Не двигайся.
Со вздохом разочарования взъерошив свои волосы, Берк подумал, что худшего начала нельзя было и придумать. Он присел на кровать рядом с ней и почувствовал, как она напряглась в испуге. С улыбкой посмотрев в ее широко раскрытые, полные ужаса глаза, он произнес с восхищением:
– В гневе ты еще прекраснее.
Фиона даже рот раскрыла в изумлении от столь причудливой смены настроения. Она решительно не могла понять этого человека.
– Я в столь же здравом рассудке, как и ты, моя кельтская богиня, – серьезным тоном сказал Берк, надеясь, что ему удастся развеять ее страхи. – Когда я вижу перед собой такой лакомый кусочек, я очень хорошо знаю, чего мне хочется, и ты, моя соблазнительница, именно то, чего мне хочется сейчас больше всего на свете.
– Нет! – с замиранием сердца воскликнула Фиона, в то же время чувствуя, как горячая волна сладкого ужаса поднимается по ее телу вверх, заставляя пылать щеки.
Берк обнял ее за плечи и пылко привлек к себе.
– Не бойся, доверься мне! Я действительно хочу тебя, любовь моя.
Его близость, запах и ощущение его сильного, горячего тела лишили ее воли; она не могла больше противиться страсти, пылавшей в его глазах.
– Мой отец потребует удовлетворения, – еле слышно прошептала Фиона.
– Он вызовет на дуэль своего зятя? – улыбнулся Берк. – Не думаю.
– Зятя? – Она растерянно взглянула на него.
– Да, моя кошечка, – сказал Берк, жарко целуя ее в губы. Он почувствовал, что ее решимость слабеет и что победа близка. – Ты выйдешь за меня замуж и станешь матерью моим сыновьям.
– Но я почти не знаю тебя! – возразила она. – Кроме того, ты носишь траур.
– Мы назначим свадьбу на август. – Он властно и решительно заключил ее в объятия. – У меня будет достаточно времени, чтобы соблюсти приличия, а у тебя – чтобы узнать меня лучше. Утром я отвезу тебя домой и объявлю твоему отцу о наших планах.
В тот момент, когда его губы сомкнулись с ее устами в неистовом, чувственном поцелуе, Фиона поняла, что погибла. Ее не раз целовали многие мужчины, но ни один из поцелуев не доставлял ей столько наслаждения, как этот. Руки ее как-то сами собой легли ему на плечи, а затем она обняла его за шею и пылко ответила на его огненный поцелуй.
– Завтра, – прошептал он, теребя губами нежную мочку ее уха, – ты будешь смотреть на меня такими же глазами, какими леди Кэтрин смотрит на своего мужа.
– Эта потаскуха? – воскликнула Фиона, встрепенувшись и отдергивая голову.
Берк озадаченно посмотрел на нее:
– Это чрезвычайно странно, моя ненаглядная, что ты столь нелестно о ней отзываешься. И это после того, как леди Кэтрин мне все уши прожужжала о твоих добродетелях.
– Она… что? – ошеломленно переспросила Фиона. Берк пожал плечами, а затем хитро прищурился.
– Возможно, ей было приятно познакомить нас в такой радостный для нее вечер.
– Или, может быть, леди Кэтрин очень хотелось, чтобы я перестала заглядываться на ее мужа, – фыркнула она.
– Пусть только посмеют твои прекрасные глаза поглядеть на другого мужчину! Тогда не жди от меня пощады! – с угрозой произнес Берк, и во взгляде его сверкнула холодная ярость. Он грубо встряхнул ее, так что Фиона едва не прикусила язык. Она вновь с опаской взглянула на него – поистине этот красавец был непредсказуем. Он явно не шутил. Фиона вдруг поняла, что он и в самом деле способен задушить ее в порыве ревности.
– Д-да, м-милорд. – Она судорожно глотнула. Судя по всему, лорд Берк был не из тех, кем можно крутить, как ей вздумается. О, господи! Неужели она совершила ужасную ошибку?
– Хорошая девочка, – уже без угрозы в голосе, спокойно сказал он и погладил ее по голове.
Хотя жестокость претила его натуре, Берк понял, что этой вздорной кошечке нужно остричь коготки, если он не хочет, чтобы однажды она в кровь расцарапала его сердце. Он опрокинул ее на постель и наклонился над ней.
– Прежде чем наступит рассвет, моя киска, ты начнешь ласково мурлыкать в моих объятиях, – сладким голосом пообещал он и припал к ее рту страстным, требовательным поцелуем.
– Майкл… – Она со стоном выдохнула, полностью подчиняясь его власти и отдаваясь его изысканным ласкам.
Хью и Кэтрин, все еще посмеиваясь над своей проделкой и перекидываясь шуточками по поводу того, что сейчас поделывают Фиона и лорд Берк, вернулись домой. Поднимаясь наверх по лестнице, они уже на середине пути услышали пронзительный плач голодной Шаны.
– Я переоденусь и составлю тебе компанию, пока ты кормишь Шану, – сказал Хью, направляясь в свои апартаменты.
– Полли, ты все еще здесь? – удивилась Кэтрин, открыв дверь в свою комнату.
Полли, дремавшая в кресле у камина, вскочила при звуке голоса госпожи.
– Тебе вовсе не нужно было меня ожидать.
– Такова уж наша нелегкая доля – ожидать свою госпожу, – сказала Полли, подавляя зевок.
– Помоги мне снять платье, – попросила ее Кэтрин, – а потом принеси Шану.
Полли вышла, а Кэтрин надела ночную рубашку и пеньюар. Вынув заколки, она принялась расчесывать свои роскошные волосы.
Хью, одетый в шелковый вечерний халат, появился в дверях, соединяющих комнаты, как раз в тот миг, когда Полли внесла Шану, чей плач не затихал ни на миг.
– Уже поздно, – сказал Хью служанке, наблюдая за тем, как его жена обнажила тугие груди и приложила влажный сосок ко рту дочери. – Отправляйся к себе и отдыхай.
