Элизабет Эллиот - Обрученные
– Я здесь по своей собственной воле, Ленора.
Лицо девушки расплылось в улыбке.
– Я же говорила им, что барон не может быть так бессердечен!
Горько усмехнувшись при мысли, что Ленора скорее готова счесть ее распутной, чем барона – насильником, Клаудия произнесла:
– Ты не покажешь мне кладовые, Ленора? Мне хотелось бы узнать об этом замке как можно больше.
7.
Гай шел по длинному коридору, ведущему в солярий – большую, просторную комнату, с рядом высоких окон, выходящих на южную сторону крепостной стены. Свет, проникающий через окна, был достаточно ярок, чтобы можно было проверять записи в бухгалтерских книгах. По правде говоря, это скучное занятие было для Гая просто предлогом, чтобы уйти из своей комнаты, уйти от Клаудии. Никогда он не считал себя трусом, но сегодня, похоже, ему придется расписаться в обратном. Все было в его руках в это утро, а он бежал – бежал как последний трус. А ведь он всегда был так уверен в себе, в своем самообладании. Но с появлением Клаудии все пошло вверх дном.
Больше всего Гай мучился от свой нерешительности. Как ему себя с ней вести? Как с врагом? Как с узницей? Как с нежданной гостьей? А может быть, как со служанкой? По правде говоря, больше всего на свете ему хотелось бы обращаться с Клаудией как со своей любовницей. Только ее, кажется, совсем не устраивает такое незатейливое решение. Ничто не могло сломить необъяснимой твердости Клаудии – ни ее очевидная к нему симпатия, ни всеобщая уверенность в том, что она любовница Гая, ни его обещания обеспечить ей безбедную и безопасную жизнь. Ясно ему было и то, что никогда он не заплатит за ее согласие ту непомерную цену, которую она просила. Никогда он на ней не женится – он ведь ясно дал ей это понять. Так чего же Клаудии от него нужно?
В глубокой задумчивости он открыл дверь в солярий и неожиданно споткнулся, наступив на что-то мягкое. У его ног лежал кусок темно-зеленой парчи.
– Вообще-то я собиралась шить из этой материи тунику, а не коврик для ног.
Гай резко повернулся, услышав ее голос. В другом конце комнаты он увидел Клаудию, склонившуюся над длинным отрезом, расстеленным на персидском ковре. Это видение было так прекрасно и в то же время так неожиданно, что один из пухлых фолиантов выпал у него из рук.
Сойдя наконец с парчи и подняв упавшую книгу, Гай опустил глаза – ему нужно было набраться мужества, чтобы снова посмотреть на нее и снова испытать эти танталовы муки. Когда он вновь взглянул на девушку, она уже поднялась на ноги.
– Что вы здесь делаете, Клаудия?
– Ленора мне показала помещения, где работают ваши портные. Там для меня не было места, а здесь светлее, чем в вашей комнате. Странно, что в Монтегю понадобилась еще одна швея, когда их уже и так много.
Клаудия вновь склонилась над работой, а Гай еще крепче прижал к себе стопку книг. На ней было платье цвета бордо, цвета тонкого и нежного на вкус вина, вина для истинного ценителя. Гай чувствовал, что у него кружится голова при одном взгляде на нее – она пьянила его, словно настоящее «Бордо». Он с трудом отвел от Клаудии глаза, хотя искушение смотреть на нее вечно было невероятно велико.
Гай подошел к длинному столу и положил на него свои книги.
– Вы сами стремились отрабатывать ваше проживание здесь. Раз так, я хотел бы, чтобы вы сшили мне тунику, – его слова прозвучали резче, чем он сам того желал, и Гай попытался их смягчить: – Конечно, вы можете шить платья и для себя, если захотите.
Клаудия оглянулась и ровным голосом произнесла:
– Что вы, барон. За всю мою жизнь в Лонсдейле у меня не было такого количества платьев. Сегодня я даже растерялась, выбирая себе наряд в гардеробе. Вряд ли мне понадобится что-нибудь еще. Спасибо.
Она еще и недовольна! Недовольна его щедростью. Что ж, очередная тактическая ошибка с его стороны. Пожалуй, хватит забрасывать ее подарками.
– Дело ваше, – пробормотал он. В сложившейся ситуации отступление показалось ему единственным мудрым выходом. Гай сел за стол и раскрыл переплетенный кожей том.
Вскоре перед ним лежали раскрытыми все книги. Стола уже не было видно: он был беспорядочно устелен листами пергамента. Его перо ровно бегало по странице – он так же умело орудовал пером, как и мечом. Вдруг Клаудия запела, вряд ли отдавая себе отчет в том, что делает. Ее густой страстный голос плыл по комнате, лаская и укачивая невидимыми руками. Гай узнал любимую песню венецианских гондольеров, и перед его глазами предстала теплая летняя итальянская ночь.
Гай представил, как он плывет в такую ночь в гондоле, сжимая Клаудию в объятиях. Длинные колонки цифр перед его глазами превратились в темные каналы, усыпанные отражениями звезд. Он уже слышал плеск воды, легкий шум плывущей лодки, чувствовал запах роз, исходящий от прильнувшей к нему Клаудии. Гай закрыл глаза, и видение стало еще ярче. Он уже почти осязал сладость ее губ.
Наконец песня закончилась, и Гай медленно открыл глаза. Белое гусиное перо повисло над страницей, украшенной огромной чернильной лужей. Выругавшись, он отложил перо, понимая, что работу надо начинать сначала.
– Мне очень жаль, – ее тихие слова прозвучали так близко, что он чуть не подпрыгнул от неожиданности. Клаудия коснулась его плеча своей рукой.
– Я, право же, не хотела вас напугать, барон. Просто вы сидели над своими книгами с таким хмурым видом…
Гай повернулся и уперся взглядом в ее грудь. Смутившись и опустив глаза, он постарался сделать вид, что весь ушел в свои бумаги. Пальцы его были испачканы чернилами. Вытерев их промокашкой, он отбросил ее в сторону.
– Вы прочитали то, что я пишу?
– Простите, я совсем не хотела подглядывать.
– Тут нет особенных секретов, – успокоил ее Гай, – только головоломки.
– Головоломки? – недоуменно повторила она.
Он указал ей на свои книги.
– Загадки и головоломки. Здесь записи о всех сделках, заключенных моими агентами. По этим книгам можно проследить историю каждого рулона ткани, выпущенного в моих мастерских.
Клаудия нагнулась, чтобы получше разглядеть записи, и ее дыхание согрело ему щеку.
– А вы расскажете мне одну из таких истории?
В ату минуту он, кажется, готов был выполнить любую ее просьбу. Гай стиснул зубы, силясь взять себя в руки, пододвинул к себе одну из книг и открыл ее на первой попавшейся странице. Что ж, он расскажет ей о каком-нибудь из своих дел, расскажет со всеми подробностями; ей, разумеется, скоро это наскучит, и тогда наконец она оставит его в покое.
– На самом деле это одна длинная история, состоящая из нескольких частей. В апреле я заключил сделку с неким Валтасаром из Венеции. Я выменял у него партию сукна на 300 золотых флоринов, 180 рулонов кружев и пятьдесят связок стеклянных бус, – он взял другой том и перевернул несколько страниц. – А вот здесь мы видим, как один из моих агентов выменивает у норвежского негоцианта 50 связок стеклянных бус на 60 горностаевых шкурок. После чего 20 шкурок купил Альфред в Лондоне за 20 флоринов, а остальные один бургундский дворянин обменял на 5 бочонков вина. Ну и, наконец, вино это было продано английскому графу за 63 флорина, – он посмотрел на нее, уверенный, что она вот-вот заснет от скуки, но, к своему удивлению, увидел, что Клаудия внимательно читает записи – или, по крайней мере, делает вид. В любом случае, он не мог оторвать взгляда от ее задумчивого лица.
