Шеннон Фаррел - Дом там, где сердце

Итак, Локлейн был управляющим поместья. Значит, ему присуща сообразительность и он умеет обращаться с числами, не так ли? Но если судить по его рукам, и одежде, и загорело­му лицу, свидетельствовавшему о том, что многие годы он был занят другим делом, то, похоже, этот человек не из тех, кто перекладывает тяжелую работу на других. Ее восхищало это качество. Ее отец и зять были такими же. Она и сама не чу­ралась тяжелой работы, хотя мать всегда стремилась сделать из нее избалованную, изнеженную принцессу, ведь Мюйрин была младщей из двух ее дочерей и она родила ее в довольно зрелом возрасте.

Локлейн глубоко вздохнул и отошел от кровати, увидев с об­легчением, что Мюйрин наконец-то пришла в себя.

– Вы давно очнулись? – мягко спросил он.

– Не очень, – соврала Мюйрин. – Я пыталась понять, где я.

– Вы все еще в «Гресхеме», только в другом номере. Как я и опасался, началась метель. Боюсь, нам придется остаться еще по крайней мере на одну ночь, – сказал он, стараясь не упо­минать о событиях этого дня.

– Это хорошо. У меня голова раскалывается. Сомневаюсь, что я смогу доехать до Эннискиллена после ужасного морского путешествия, – заметила она, потирая виски.

Локлейн протянул руку, чтобы потрогать ее лоб, и отметил, что температура у нее чуть повышена.

– У вас явно жар, Мюйрин. Позвольте, я укрою вас получше. Потом надо будет узнать, есть ли у них внизу какой-нибудь суп или бульон. А еще я дам вам порошок от головной боли, – пред­ложил он и пошел за своей сумкой, которую оставил внизу вместе с другими вещами.

Она попыталась поднять голову с подушки, но не смогла.

– Лежите смирно, дорогая!

– Я… Мне нужно в туалет, но я не уверена, что смогу встать, – робко промолвила она.

– Сейчас, обхватите мою шею руками, и я отнесу вас. Он стащил одеяло с ее оголенных плеч. Мюйрин смущало, что из одежды на ней только фланелевая сорочка и нижнее белье, но молодой человек, казалось, ничего не замечал. Она знала, что просто должна принять предложен­ную помощь. Теперь она осталась в Ирландии совсем одна. И совершенно не представляла, что будет делать дальше.

Но и мысль о том, чтобы вернуться обратно в Фиртри и изо­бражать там скорбящую молодую вдову, вряд ли пришлась бы ей по душе. Она не любила критиковать родителей, но не для того ли она вышла за Августина, чтобы сбежать из под их тягостной опеки и постоянного разочарования от того, что никогда не сможет влиться в их мир и делать то, чего от нее ожи­дают?

Единственным способом угодить им было удачное замуже­ство. Они были в восторге, когда Августин Колдвелл оказался на светском приеме и проявил к ней интерес. По Глазго носи­лись слухи о его несметном богатстве, о великолепном имении в Ирландии. Ее отец и мать стали активно поощрять ухажива­ния Августина.

Мюйрин, устав им противостоять и желая поразвлечься, в конце концов согласилась на чересчур быстро последовавшее предложение Августина. Они встретили праздник всех святых, сыграли свадьбу в канун нового года, и она не успела узнать его поближе.

– Что-то не так? – спросил Локлейн, и его вопрос прозвучал скорее утвердительно.

– Что? Нет-нет, все в порядке. Я только…

– Вам плохо? У вас такое выражение лица…

– Нет, мне не дурно, просто больно.

Она залилась румянцем, глядя на свои оголенные руки, ко­торыми она обвила шею Локлейна.

Он проследил за ее взглядом. Но вместо ожидаемого воз­буждения испытал настоящую тревогу.

– Мой Бог, откуда все эти синяки? Я не ушиб вас, когда нес сюда?

– Нет. Я несколько раз падала на судне. Видите ли, это было очень тяжелое плавание, а у меня так легко появляются синя­ки, – поспешно ответила она, стараясь подавить пробежавшую по телу дрожь.

– Готово, Мюйрин.

Он аккуратно поставил ее на пол за ширмой и держал за руку, пока не убедился, что она может самостоятельно сделать не­сколько шагов.

– Пойду попрошу еще угля в камин. Вы, наверное, замерзли. Мюйрин приятно удивила его тактичность, когда он вышел из номера, чтобы попросить прислугу принести еще угля, пред­варительно проверив дверь и убедившись, что сможет войти обратно.

Локлейн стянул с постели покрывала и взбил подушки у рез­ной спинки кровати, после чего вернулся за Мюйрин, чтобы перенести ее обратно.

Он аккуратно опустил ее на кровать и укрыл покрывалом до самого подбородка.

– Принести вам что-нибудь из теплой одежды? Прошу про­щения, но ваше платье испорчено, и. . . – Локлейн умолк и сму­щенно пожал плечами.

Мюйрин слегка побледнела, но не стала продолжать разговор о платье.

– У меня есть плотная фланелевая ночная рубашка, сирене­вая, в небольшой черной сумке вон там, – показала она.

Он поднес к ней сумку, помог вытащить рубашку и надеть ее. Кое-как, ерзая, она сумела натянуть ее до лодыжек с помо­щью Локлейна, который был очень услужливым и вниматель­ным, одновременно оставаясь мужественным и серьезным.

Он снова укрыл ее, перед этим еще раз взбив подушки, затем откинул с лица ее взъерошенные черные волосы и с легкой улыб­кой спросил:

– Ну как, теперь лучше?

– Гораздо лучше, спасибо, – ответила она, поднимая на него свои аметистовые глаза.

Несмотря на то что Локлейн Роше был фактически посто­ронним человеком, который волею судеб оказался на ее жиз­ненном пути, с ним она чувствовала себя спокойно. Хотя на вид он мрачный и надменный, с ней он ведет себя весьма об­ходительно. Когда-то же придется начать доверять кому-то. Теперь она осталась здесь совсем одна. Она нуждается в друге.

Кто же им может стать, если не управляющий поместья ее по­гибшего мужа?

– Примите это лекарство, – он протянул ей стакан с водой, в которой растворил порошок из маленького пакетика. – Го­ловную боль как рукой снимет.

Их пальцы соприкоснулись, когда он передавал ей стакан. Он подержал его какое-то мгновение, дабы убедиться, что она его не уронит, и затем она выпила лекарство. Он поставил пу­стой стакан на столик у кровати, налив в него чистой воды на случай, если ей захочется еще пить.

– Схожу-ка я узнаю, почему служанка так задерживается, – произнес он, опомнившись и поднимаясь с края кровати, где сидел, восхищенно разглядывая Мюйрин в течение нескольких секунд.

Через пару минут он сам принес поднос. Еще спустя ми­нуту, постучав в дверь, вошла горничная с бутылочками теп­лой воды. Она положила три из них в постель Мюйрин, а затем выкатила маленькую кровать из-под большой и положила на нее две оставшиеся бутылки, спрятав их между просты­нями.

Локлейн дождался ухода горничной, прежде чем ответить на немой вопрос Мюйрин, которая смотрела то на еще одну пустую кровать, то на него. Он поставил поднос ей на колени и протянул салфетку, чтобы она прикрыла ею ночную рубашку на случай, если что-то разольется.