Мария Феррарелла - Нежный плен
Сильвия храпела, пока лошадиные копыта шлепали по грязной, раскисшей дороге.
«Быстрее, быстрее, — мысленно поторапливала Бет лошадей, всматриваясь в поля покрытые пеленой тонкого тумана. — Быстрей!»
Бет молила Бога о том, чтобы не приехать в Париж слишком поздно.
Глава 2
Экипаж остановился за секунду до того, как в неподвижном летнем воздухе прозвучал пистолетный выстрел. Бет в страхе замерла, ожидая, что же произойдет дальше. Она услышала чей-то хрип, затем последовал глухой стук: что-то упало сверху и ударилось оземь.
Маленькие глазки Сильвии широко раскрылись: теперь они бегали из стороны в сторону, как скачущие горошины. Женщина пыталась сообразить, что случилось. Ее длинные сережки качались на ветру как фантастические серебряные маятники.
В страхе уцепившись за руку Бет, Сильвия повторяла:
— Ради всех святых, что случилось?
«Разбойники». Одно это слово стучало в голове Бет. Ее сердце забилось с сумасшедшей быстротой. Но, глядя на компаньонку, она старалась ничем не выдать своей тревоги. Хотя бы одна из них должна сохранить самообладание.
— Во всяком случае святые здесь не причем, это я могу тебе точно сказать.
Гулкий и резкий, словно из винной бочки, голос прорезал тишину и рассеял все сомнения:
— Эй вы, там, внутри, вылезайте!
Глаза Сильвии распахнулись еще шире, казалось, они вот-вот вылезут из орбит.
— Что же нам теперь делать? — прошептала она. — В каждом ее слове слышался ужас.
Бет пожалела о том, что уложила свой пистолет в чемодан, а не оставила его при себе. Отец научил ее заряжать мушкет и пистолет, научил и стрелять из них. Но учил он ее этому только для забавы, а не для защиты. Никогда, даже в самом страшном сне, Филиппу Больё не могло бы присниться, что его старшей дочери придется стрелять, защищаясь. Он полагал, что дочери всегда будут в безопасности — в самом деле, какие опасности могут угрожать светским барышням в благовоспитанной Вирджинии? Он был уверен, что страхи времен Войны за независимость навсегда исчезли и никакое несчастье никогда больше не обрушится на его семью.
Бет огляделась вокруг в поисках какого-нибудь средства защиты — чего-нибудь режущего или колющего. Или того, что можно было бы бросить в бандита. Но, как назло, под рукой не оказалось ничего подходящего.
— Эй, вы там, вылезайте, — повторил тот же грубый мужской голос. — Иначе следующую пулю придется всадить в вас, а не в кучера.
«Кучер! Он стрелял в кучера», — в ужасе подумала Бет. Теперь ее уже не занимала мысль о деньгах, спрятанных на дне чемодана, она думала о том, убил ли разбойник кучера или только ранил его? «Надо посмотреть, не смогу ли я чем-нибудь помочь этому бедняге…»
— Выходим, выходим! — отозвалась Бет.
Сильвия тряслась как в лихорадке. Съежившись, она словно пыталась вжаться в сиденье Бет открыла дверцу экипажа, вышла наружу, едва не поскользнувшись в густой грязи, и почувствовала на себе обжигающий взгляд разбойника, который буквально пожирал ее глазами. Пытаясь избежать его взгляда, Бет осмотрелась вокруг в поисках кучера. Он лежал на земле в нескольких футах от нее, уткнувшись лицом в свою треуголку Бет проглотила подступивший к горлу комок. Набравшись решимости, она сделала шаг в сторону кучера.
— Не волнуйся, он уже мертв, — ухмыльнулся разбойник. — И с тобой будет то же самое, если не будешь меня слушаться, — добавил он со злобой. — Хотя, конечно будет жалко подстрелить такую милашку. — Разбойник провел языком по своим гнилым зубам, предвкушая удовольствие. — Во всяком случае — сейчас.
Бет старалась сдержать холодную дрожь, пробегавшую по ее спине. Этот человек не должен почувствовать, что она его боится. Гордо подняв голову, она с презрением взглянула на разбойника.
Одежда на нем была омерзительно грязная, через плечо был перекинут драный, замызганный плащ. В обеих ручищах бандит держал по пистолету. Разглядывая Бет с высоты своего гнедого коня, он поднял левую руку с зажатым в ней оружием и угрожая потряс им.
Опираясь о дверцу экипажа, не спуская глаз со всадника, Сильвия начала медленно спускаться вниз. На ее широком добродушном лице застыла гримаса ужаса.
— Боже милостивый, да это же воплощенный сатана, — прокудахтала она, прижимая руку к своей пышной груди. Казалось, она пыталась таким образом удержать воздух в легких.
«Мамочка, ну зачем же ты навязала мне эту трусиху?» — пронеслось в голове девушки, и она процедила сквозь зубы:
— Постарайся не упасть в обморок. Не показывай, что боишься этого человека.
Сдвинув стволом пистолета шляпу на затылок, разбойник решил рассмотреть получше свою юную пленницу. Его глаза пылали, пока он мысленно снимал одну за другой все одежды с ее соблазнительного тела. Не обращая никакого внимания на дрожавшую от страха толстуху, которая стояла у нее за спиной, плотоядно облизнулся.
— Похоже, сегодня я нашел настоящее сокровище! — Его заросшее сероватой щетиной лицо расплылось в самодовольной ухмылке. Разбойник наклонился к Бет, впиваясь в нее глазами. — А ну, красотка, говори: что ты для меня припасла?
— Ничего кроме презрения, — надменно ответила Бет, силясь скрыть все возрастающий страх, и плюнула на землю прямо под копыта коня бандита.
Разбойник рассмеялся. Казалось, даже воздух был отравлен гнусным звуком его хохота.
— Смотри-ка, какая ты горячая! Но именно с такими всегда хорошо в постели. Почти всегда. — В этих словах слышалась угроза. Махнув в ее сторону пистолетом, бандит приказал: — А ну-ка, подойди ко мне поближе.
Бет вскинула голову. Ее сапфировые глаза потемнели.
— Не подойду, — смело ответила она.
Дункан Фицхью глянул через плечо на белого, без единого темного пятнышка коня, который мирно плелся вслед за ним.
— Нашел время, когда терять подкову, гнусная кляча. До усадьбы, наверное, около пяти миль, так неужто нельзя было подождать, пока мы подъедем поближе?
Конь фыркнул. Дункан мог бы поклясться, что это животное смеется над ним. Последние несколько лет он провел на суше, но так и не сумел привыкнуть к лошадям. Он мог чувствовать себя удобно только на корабле: корабль не то что эта четвероногая скотина, которая жрет сено и делает все, что и когда ей вздумается. Корабль — другое дело: он слушается своего хозяина. Дункан глубоко вздохнул, вспомнив, как он плавал по морям, промышляя каперством. Но все это было в прошлом. Теперь он временно управлял имением графа Шалотта, находящегося в отъезде. И в качестве платы за труд получил право распоряжаться усадьбой. Таким образом у него появились еда и крыша над головой. Это было прекрасно не только для него самого, но и для его многочисленного семейства, вернее, для всей той честной компании, с которой он уже много лет подряд не разлучался — сначала на лондонских улицах, а потом и в море. Теперь все они наслаждались такими удобствами, о каких прежде и мечтать не смели.
