Александра Девиль - Корсары Таврики
— Ну, это так обычно говорят, чтобы утешить неудачников, — пробормотала Зоя. — Вот у тебя-то, кажется, все есть: любимый муж, дети, да еще и богатство в придачу.
— Поешь, отдохни, и настроение твое сразу поднимется, — посоветовала ей Марина.
Вошла повариха — гречанка Текла, поставила на стол перед гостьей миску с кашей, блюдо с пирогами и кувшин молока.
Одновременно с ней в комнату вбежали запыхавшиеся Примавера и Роман. Марина увела их в детскую комнату и принялась в очередной раз мирить. Впрочем, ссоры малышей были несерьезны; на самом деле брат и сестра обожали друг друга и любили вместе играть, несмотря на разницу в возрасте. Прическа девочки растрепалась, и Марина принялась расчесывать и заплетать ее густые пышные волосы такого же темно-каштанового оттенка, как у Донато. А вот глаза дочери были цвета морской волны, как у Марины. В правильных чертах лица девочки уже сейчас угадывалась будущая красота, в которой римская четкость преобладала над славянской мягкостью. А Роман во всем был похож на отца, а не на мать, и черные глаза свои унаследовал от Донато.
Поправляя детям одежду, Марина убедилась, что медальоны под их рубашечками на месте. Это Донато решил, что его дети должны носить на шее одинаковые золотые медальоны, с внутренней стороны которых будут выгравированы их имена. В нем жила какая-то почти мистическая вера в силу вещей, изготовленных из древнего золота таврийской пещеры.
После обеда Марина и Зоя уединились в дальней комнате для сокровенного разговора. Вначале Зоя рассказывала о своей опрометчивой любви к Константину и даже покаялась, что скрывала отношения с ним от подруги, которая в то время и сама была влюблена в кафинского красавчика.
— Я понимаю тебя, Зоя: ты хотела быть умнее и удачливее меня, — слегка улыбнулась Марина. — Все мы в юности бываем самонадеянны и тщеславны. Но сейчас это уже не имеет никакого значения. Моя влюбленность в Константина растаяла, когда пришла любовь к Донато.
— Я тоже больше не люблю Константина! — с жаром воскликнула Зоя. — Нет, я его ненавижу! Способен ли он кого-нибудь любить, кроме себя? Ведь на Евлалии женился из корысти!
— Но, по слухам, расчет его оказался не слишком правильным, и они с Евлалией живут совсем не счастливо и не очень богато. К тому же у них нет детей.
— Значит, жизнь отомстила ему за меня, — горько усмехнулась Зоя. — Но и я наказана за грехи, к которым меня привела моя доверчивость и глупость.
Марина с грустью посмотрела на подругу. Лицо Зои, когда-то миловидное, теперь казалось увядшим, глаза потускнели, а черные волосы, утратив пышность, слипшимися прядями падали на плечи.
— Но что с тобой случилось за это время? Ты словно пережила какое-то несчастье.
— Так оно и есть, — прерывисто вздохнула Зоя. — Более того: я убежала из дому, потому что моя жизнь стала невыносимой. Пока я жила у тетки, мне тоже приходилось несладко от вечных упреков, но это еще можно было перетерпеть. А потом, когда меня выдали замуж за этого человека, за это чудовище...
— Да, я что-то слышала о твоем замужестве. Будто бы тебя выдали за какого-то вдовца. Наверное, он старик?
— Он не молод и не стар. Но лучше бы он был глубоким стариком, это бы еще куда ни шло! Но он оказался злым, жестоким, грубым и жадным. Он с первого же дня начал попрекать меня тем, что не берегла свою честь до замужества, говорил, будто я ему обязана по гроб жизни за то, что прикрыл мой стыд, хотя ведь заранее знал мою историю и не постыдился же взять за мной приданое. И потом дня не проходило, чтобы он не придирался ко мне, не бранил, а часто и поднимал на меня руку. Пожаловаться родителям я не могла, потому что он никого не принимал в своем доме и меня никуда не пускал. Через какое-то время он вроде бы утихомирился, но потом начались новые упреки: почему я не беременею? Он кричал, что в бесплодии я сама виновата, что, дескать, на истоптанной тропе трава не растет. Хотя ведь у него и от первой жены не было детей — видно, сам бесплоден. Думаю, что и жену свою первую он довел до могилы. А еще он обзывал меня бездельницей и так скупо выдавал мне деньги на хозяйство, что их едва хватало на еду, а одежда моя за это время совсем прохудилась и истрепалась. Притом же до меня доходили слухи, что он не жалеет денег на подарки гулящим девкам, которые его ублажают. В общем, терпение мое иссякло, и на днях, после очередной безобразной ссоры я решила: все, с меня хватит, я убегу от него! Конечно, мне и раньше приходила мысль о разводе, но он грозился, что не потерпит такого позора и живой меня из дома не выпустит, а если все же убегу, то найдет меня из-под земли.
— Но ты же могла попросить защиты у своих родителей?
— Нет, они боятся перечить ему и боятся огласки. Ведь у меня есть еще две младшие сестры, и, если бы я убежала от мужа в родительский дом, это бросило бы тень на их доброе имя. Нет, у родителей я не могу просить пристанища... разве что на несколько дней. Но родительский дом — это первое место, где муж будет меня искать... — Зоя замолчала, опустив голову.
— А как ты оказалась здесь, в Подере ди Романо? Просто случайно зашла по дороге?
— Нет, я слышала, что хозяин этого имения женат на Марине Северской из Кафы. — Зоя бросила на подругу быстрый, осторожный взгляд. — Знаешь, Марина... я хочу тебя попросить, чтобы ты разрешила мне пожить немного в вашем имении... если, конечно, твой муж не будет против. Здесь меня уж точно никто не вздумает искать.
— Пожалуйста, живи сколько нужно. Я все объясню Донато, и, думаю, он не только не будет возражать, но и поможет тебе обратиться к консулу, чтобы призвал к ответу твоего обнаглевшего мужа.
— Нет, этого не надо!.. — испуганно воскликнула Зоя. — Я не хочу, чтобы в Кафе из-за меня разразился скандал, поползли слухи...
— Но ведь надо как-то все решить. Ты же не можешь вечно скрываться, рано или поздно твой муж узнает, где ты.
— Да, я понимаю, что жить в бегах — это не выход. Но лучшим и единственным выходом для меня была бы смерть моего супруга. — Зоя помолчала, искоса поглядывая по сторонам, потом пробормотала словно про себя: — О, если бы у меня были деньги, я, кажется, наняла бы убийцу, чтоб избавиться от этого чудовища...
— У тебя опасные мысли. — Марина покачала головой. — Смотри, не высказывай их никому, кроме меня. Ведь если твой муж и вправду умрет насильственной смертью, на тебя сразу упадут подозрения.
— В том-то и дело. Если бы я этого не боялась, то уже давно бы его отравила. Но теперь, когда меня нет в Сугдее, а он вдруг умрет — я ведь буду вне подозрений. Разве не так?
— Ты все больше меня удивляешь, — развела руками Марина. — Раньше никогда бы не подумала, что ты можешь замыслить убийство.