Сьюзен Робинсон - Леди Опасность
— А я и не забываюсь, отец. Я никогда не забываюсь. Это у вас склонность к забывчивости. Вы не помните, как вы согрешили однажды? Или вы забыли, что моему дорогому дядюшке следует держаться подальше от меня?
Последние слова были адресованы к стоявшему рядом с герцогом брату. Эйл Маршалл был моложе герцога Клермонскго, но у него были такие же густые волосы с сединой на висках. Он был таким же высоким, как и его племянник, и напоминал Лайзе средневекового рыцаря. Он оскорбленно взглянул на племянника и, обращаясь к герцогу, пробормотал:
— Я же говорил тебе, что мне не следовало сюда приходить.
С чувством поистине рыцарского достоинства Эйл Маршалл повернулся, чтобы уйти. Рука Джослина автоматически потянулась к револьверу. Герцог грубо схватил сына за плечо, и виконт опустил руку.
Чоук, только и ждавший момента, интуитивно понял, что должен делать, и стремглав поднялся по лестнице, чтобы открыть дверь. Герцог пошел первым, давая виконту понять, что тот должен пойти за ним.
— Ну, ладно, — пробормотал виконт сквозь зубы, — в конце концов я всегда успею расквитаться с ним.
Лайза переглянулась со стоявшим рядом слугой. Когда герцог и виконт вошли в дом, Чоук передал лампу, которую все это время держал высоко поднятой, лакею и хлопнул в ладоши:
— Поторопитесь. Повар, ужин должен быть подан вовремя. Следж, займись багажом его светлости.
Повернувшись к слугам, работавшим на кухне, он прикрикнул:
— Чего стоите, как вкопанные! Марш на кухню!
— Гэмп, так тебя, кажется, зовут? — рявкнул на Лайзу Чоук. — Живее, зажги камин в комнате его светлости. Поторапливайся! Быстрее, это надо сделать до того, как туда поднимется хозяин.
Приподняв юбку, Лайза поспешила в дом, быстро поднимаясь по лестнице.
Дом виконта, построенный в стиле Роберта Адамса, отличался изяществом, воздушностью и элегантностью. Парадный вход украшала центральная мраморная лестница, состоявшая из одного центрального пролета, а затем расходившаяся на левую и правую части.
Лайза быстро поднялась по основному пролету, затем повернула налево и ринулась по коридору в господские покои, куда надо было пройти через двойные двери. Она буквально влетела в гостиную, часть которой служила кабинетом виконту.
Одно ведро с углем Лайза поставила у камина в гостиной, а другое — в спальне, где также был камин. Она посмотрела на кровать, которая была подготовлена лишь наполовину.
«Боже мой! — подумала Лайза. — Времени нет, чтобы искать Тесси». Она стала поправлять кровать, стеля чистое белье и одергивая покрывало.
При мысли, что ей опять не удалось реализовать задуманный план, сердце ее больно сжалось. Она вновь подумала о виконте, о его презрении к традициям высшего света. Ведь никто в Англии не стал бы так открыто хвататься за оружие — не только аристократы, но даже самые закоренелые бандиты. А виконт вел себя, как в диких лесах Америки.
Она заправила кровать хозяина, как это полагалось, и на минуту задумалась. Все в спальне было гармонично. Стены покрыты шелком, который очень подходил к покрывалу серебристого отлива. Спальня казалась больше, чем она была.
Лайза очнулась от своих мыслей и ужаснулась, что все еще не растопила камин. Она возвратилась в кабинет и, торопливо сложив уголь в топку, зажгла его. Она запачкала фартук и лицо, растапливая угли, но ей некогда было заняться собой, надо было бежать к камину в спальне. И вдруг она услышала шаги. Дверь открылась, и вошла Тесси. У Лайзы отлегло от сердца. Тесси принесла поднос с чайным сервизом и поставила его на стол между окнами и камином.
— Поторопись, — предупредила она, выходя из комнаты.
Лайза стояла на коленях у белого мраморного камина в спальне, закладывая уголь. Она покосилась на лампу, темневшую рядом с серебряным чайником на столике, куда Тесси опустила поднос. «Надо было бы зажечь», — промелькнуло в ее голове, но она не смогла этого сделать, так как опять услышала шаги, будто кто-то подкрадывался к спальне. В комнате было темно, она быстро взглянула в просвет открывшейся двери и поняла, что это виконт. Из гостиной он медленно вошел в спальню. Стук его сапог вдруг оглушил ее — это он сошел с напольного ковра и прошел по паркету. Затем он снова ступил на ковер.
Не замечая ее, он подошел к столику и сбросил плащ на пол. В свете лампы, которую он зажег, она могла видеть его жесткий взгляд. Лайза заметила, что на нем одеты белая рубашка с жилетом и штаны из оленьей кожи, туго обтягивающие его бедра. Стоя у окна, он протянул руку и отодвинул занавеску. На оконном стекле осели капельки влаги. Пристально вглядываясь в ночную мглу, он видел лишь туман и темноту, да очертания деревьев во дворе.
Лайза сидела на корточках, не смея шелохнуться. Опустив руку с занавески, он тяжело вздохнул. Она даже не ожидала, что такой жестокий человек, каким он показался ей в момент приезда, способен на простые человеческие чувства, выразившиеся в этом вздохе. А он, казалось бы, задался целью удивлять ее еще и еще. Он повернулся к столику, где стоял чайник, и Лайза впервые увидела его лицо вблизи. Темные брови и грубые черты лица несколько смягчались гладкой кожей. Он аккуратно взялся за ручку серебряного чайника, а другой рукой также аккуратно приподнял чашку, налил чаю и поставил чайник на поднос. Такая размеренность движений, совершенно неожиданная для него, поразила Лайзу. Она не верила, что все это наяву.
Человек, постоянно готовый схватиться за револьвер, одевающийся в грубые шкуры животных, налил себе чай, как подобает сыну герцога, как подобает аристократической особе. Она вдруг усомнилась: убийца ли он? Разве может убийца так аккуратно наливать себе чай?
Она уже было хотела показаться ему, но вдруг перед ней что-то мелькнуло и щелкнуло. И в тот же момент она увидела наставленное на нее дуло револьвера и взглянула прямо в глаза Джослина Маршалла.
— Подойдите к свету, сейчас же! — скомандовал он.
Лайза медленно сделала три шага. Он прищурился, рассматривая ее испачканный фартук. Мышцы на его подбородке дрогнули, но револьвер по-прежнему был наставлен на нее.
— Не двигаться! — скомандовал он, все так же растягивая слова, как с отцом в первые минуты приезда. — Пристрелю на месте, не задумываясь. У меня в этом деле многолетняя практика. Ладонью берешься за рукоятку револьвера, большим пальцем взводишь боек, а указательным пальцем подводишь курок. Одно неловкое движение — и все, цель поражена. С такого расстояния я убью тебя сразу, второй выстрел уже не потребуется.
Слушая виконта, Лайза боялась пошевелиться. Он говорил с явной издевкой, лениво растягивая слова. Затем он убрал в кобуру револьвер. По мере того как она выходила из оцепенения, овладевшего ею, она чувствовала в себе нарастающую ярость и гнев.
