Марго Арнольд - Падший ангел

Все это я пыталась объяснить в тот вечер отцу и Белль. Когда я закончила свою сбивчивую речь, Белль, смотревшая на меня с болью и сожалением, порывисто сжала мою руку и произнесла:

– Да, звучит очень мило. Все эти твои мечты – обычные мечты честного человека. Но скажи мне, дорогая, каким образом, по-твоему, такие, как мы, могут достичь всего этого?

«Такие, как мы»… Какая грусть прозвучала в ее словах!

– На что ты можешь надеяться? – продолжала она. – Твоя мать, насколько мне известно, хотела отдать тебя в ученицы. Ну что ж, ты работала бы семь лет за гроши, а то и вообще бесплатно, приходя домой поздно вечером и трясясь от страха, потому что в любую ночь какой-нибудь оборванец мог затащить тебя в темный переулок и изнасиловать. Если бы ты не пошла в обучение, ты могла бы выйти замуж, взвалить на себя обязанности по содержанию дома вроде этого и жить так до конца своих дней. А пойди ты на службу в какой-нибудь богатый дом, как того хочет твой отец, с тобой обращались бы как с самым ничтожным созданием на свете. Лакеи шарили бы у тебя под юбками, а джентльмены вытворяли бы с тобой все что им угодно и когда угодно. Тебе пришлось бы кланяться и унижаться перед всеми, кому это по душе, в том числе и перед такими, как я. Нет, девочка моя. Позволь мне сказать тебе, что все несчастные развалины, которые на твоих глазах продают свое тело за шиллинг первому встречному пьянице, все эти заживо разлагающиеся обломки начинали именно с того, что работали служанками в домах знатных – и не очень – вельмож. Эта дорога не приведет тебя к твоему маленькому домику в полях, уж поверь мне. Я повидала достаточно много, чтобы знать это наверняка.

Произнося эту речь, Белль так разволновалась, что у нее перехватило дыхание.

И все же я снова отрицательно покачала головой.

– Я не понимаю, почему ты – такая богатая, а они – такие бедные, коли вы занимаетесь одним и тем же.

При моих последних словах спокойствие вернулось к Белль, и она вновь рассмеялась.

– Сейчас я не могу объяснить тебе всего, но дело обстоит примерно следующим образом. Так уж случилось, что Англия непрерывно воюет, и это длится так долго, что я даже не помню, когда было иначе. Когда идет война, повсюду есть солдаты, моряки – мужчины, оторванные от дома, мужчины, ищущие немного уюта и женской ласки, прежде чем им снова придется рисковать своей головой на поле боя. Кроме того, существуют господа, позаботившиеся о том, чтобы обезопасить своих маленьких симпатичных жен и детей, отправив их в деревни. Сами они остаются в городах и тоже хотят получить свой кусочек удовольствий. И вот тут-то появляемся мы – те, для кого французы нашли замечательное слово «полусвет». Та часть общества, о которой не принято говорить вслух, но без которой не обойтись. Но мы не обслуживаем просто солдата Билла или морячка Джека – это для тех, кто шляется по улицам и торгует собою за полкроны. Мы доставляем удовольствие богатым людям. Тем богачам, которые, залезая в постель, не хотят заработать сифилис, которые стремятся получить домашний уют, сдобренный пряной приправой. Чем они богаче, тем большего ожидают и тем больше получают. Поверь мне, в Англии таких предостаточно, поэтому у нас не хватает времени даже на капитанов и майоров, у которых за душой нет ничего, кроме их жалованья.

Белль снова рассмеялась, но теперь уже более жестко. Когда же она вновь заговорила, горечь ее последних слов врезалась мне в память на многие годы.

– Да, – продолжила она, – к нам приходят богачи, и многим из них вполне можно облегчить их тугие кошельки. Так что чем сообразительнее ты будешь, тем богаче сможешь стать. Я не обещаю тебе молочных рек с кисельными берегами, но существует много гораздо худших способов существования. Гораздо худших.

С этими словами Белль закуталась в шаль, словно на нее внезапно дохнуло холодом.

Однако я продолжала сражаться за маленькие мечты своего детства.

– Но почему именно я? – Безнадежность и в то же время упрямство владели мной. – Я не очень красива, не слишком умна. Почему тебе нужна я? Почему не… – Я чуть было не упомянула ее племянниц, но, сама не зная отчего, запнулась.

Белль смотрела сквозь меня, как будто не в силах отвести взгляда от чего-то за моей спиной.

– Почему ты, а не Селина, что живет за стенкой, или Фанни через дорогу, или Рози за углом? Что ж, с одной стороны, потому что ты мне нравишься. Я всегда любила тебя – еще с тех пор, как ты была малюткой, и сейчас мне хочется вытащить тебя отсюда. – Она сделала паузу, и лицо ее стало жестким. – С другой стороны, потому, что я деловая женщина и то, что я из тебя сделаю, станет источником прибыли для нас обеих. За двадцать с лишним лет я хорошо поняла, что представляют собой мужчины. Если тебя хорошенько отмыть, вложить в твои уста нужные слова и нарядить тебя в красивое платье, ты станешь именно тем, чего им хочется. У тебя нежный взгляд, который так нравится мужчинам, хорошенькое маленькое тело, с которым правильное питание может сотворить чудеса, у тебя красивые руки, глаза и прекрасные волосы. А с твоим острым умом ты, если бы захотела, могла бы заставить половину Лондона пасть у твоих ног.

Белль замолчала и утомленно поднялась со стула.

– Однако для одного вечера я и так наговорила слишком много. Мистер Колливер, вы должны принять решение до конца недели. В пятницу я вернусь за ответом.

Отец беспокойно вскочил на ноги.

– Думаю, мне лучше посоветоваться с ее тетушкой. Это очень важный шаг, Белль, и я хочу поступить во благо дочке.

Но Белль уже ушла, одарив меня лучезарной улыбкой и бросив на прощанье:

– Подумай над моими словами, дитя, и ответ сам придет к тебе.

Мой отец, застыв в напряженной позе, провожал ее глазами.

– Так я и сделаю, – сказал он довольным тоном человека, нашедшего наконец выход из сложного положения, – поговорю с твоей тетушкой.

Если бы слезы не стояли в моих глазах, я бы, наверное, расхохоталась ему прямо в лицо. Моя тетушка, сестра моей матери… Впоследствии мне доводилось встречать людей, которые с первого взгляда проникались ко мне ненавистью, но тогда я уже ко многому привыкла и они были мне не страшны. Только один человек возненавидел меня с первого дня моей жизни и даже не особо пытался это скрывать – моя тетушка Сара, старшая сестра моей матери. Разница в годах между ними была так велика, что тетушка Сара относилась к своей сестре скорее как к дочери и любила ее до умопомрачения. Я никогда не могла понять, за что же она так ненавидит меня. Возможно, до моего появления на свет жизнь была не так жестока к моим родителям, у них еще оставались маленькие радости и изредка предоставлялась возможность хоть чем-то побаловать себя, а после рождения третьего, четвертого и пятого ребенка все это ушло в прошлое. Из всех троих удалось выжить только мне. А может быть, это чувство объяснялось тем, что я была слишком похожа на свою мать в молодости, до того, как нищета и бедствия наложили на нее свое клеймо.