Татьяна Романова - Лисичка
Вот и сейчас она неслась по узенькой, плотно утоптанной дорожке между золотыми полями, где колосья уже начали клониться под тяжестью налившегося зерна. Она так радовалась дому, жизни, своей молодости, что казалось, ее радости хватит на целый мир.
Дорога вывела ее из полей и нырнула под тенистый свод дубовой рощи, раскинувшейся на границе их имения. За рощей начиналась земля барона Александра Николаевича Тальзита, близкого друга их семьи, крестного отца Долли и самой младшей из сестер — Ольги. Но сегодня она не хотела ехать к крестному, а собиралась доскакать до своего самого любимого места. Это был неглубокий овраг, где среди каменных глыб пробивались из земли ледяные ключи, с шумом сбегающие красивым водопадом вниз, разбрасывая мельчайшую водяную пыль. В овраге они превращались в узкую речушку по имени Усожа, сначала мелкую и быструю, а несколькими верстами ниже по течению уже спокойную и довольно глубокую. Через овраг был перекинут бревенчатый мост, построенный еще при ее деде, князе Никите, но до сих пор целый и крепкий. Девушке нравилось скакать по его бревнам, крытыми тесом. Под копытами Лиса они гулко звучали, как большой барабан.
Дорога резким зигзагом повернула у огромного кряжистого дуба, и Долли увидела мост и свой водопад, но похоже, на этот раз нашлись другие желающие полюбоваться романтической картиной. Чуть отступив от дороги, заняв самое любимое ее место — плоскую площадку в тени большого дуба с подмытыми корнями — стоял за мольбертом высокий черноволосый молодой человек. Он был так увлечен работой, что не повернул головы в сторону всадницы. Долли натянула поводья и в нерешительности остановила Лиса. Она не знала этого человека, а строгие правила поведения молодой девушки из благородной семьи, которые бабушка и тетушка Апраксина накрепко вдолбили в ее бедную головку, исключали общение с непредставленным ей мужчиной. Но любопытство одолело девушку, и, не слезая с Лиса, она подъехала поближе к художнику и кашлянула за его спиной.
Молодой человек мгновенно повернулся, и Долли поняла, что напрасно она пошла на поводу у своего любопытства. Он был высок, не ниже ее очень рослого брата Алексея, смугл и красив яркой, тревожащей красотой. Крупные темные глаза, густые черные брови, прямой тонкий нос, яркий, изящно вырезанный рот были очень хороши, впечатление портил только острый, как клинок кинжала, взгляд, которым незнакомец уставился на девушку. Волк! Непроизвольно образ этого хищника встал перед внутренним взором девушки, но художник, что-то сообразив, улыбнулся, взгляд его стал теплым и дружелюбным, и ощущение опасности пропало. Он поклонился и обратился к молчащей княжне:
— Сударыня, простите, я не слышал, как вы подъехали. Позвольте представиться, меня зовут Лаврентий Островский, мое имение Афанасьево находится недалеко отсюда, я — в отпуске по ранению, и вот — пытаюсь рисовать.
— Здравствуйте, сударь, — улыбнулась Долли и любезно объяснила: — вы выбрали самое красивое место во всей округе, я вас прекрасно понимаю. Это земля моего брата — светлейшего князя Черкасского, но я думаю, что он не будет возражать против вашего присутствия.
— Благодарю вас, — молодой человек подошел к Лису и спросил, глядя на девушку снизу вверх: — Может быть, вы позволите мне узнать ваше имя?
— Меня зовут Дарья Николаевна Черкасская, — поколебавшись, сказала Долли, она знала, что этот разговор наедине в лесу не совсем приличен, но не могла холодностью обидеть человека, не сделавшего ей ничего дурного.
— А вы не хотите посмотреть, что получилось? — поинтересовался, улыбаясь, художник и протянул девушке руку, предлагая сойти с коня.
— А вы уже закончили? — заколебалась Долли, но поняв, что выглядит в его глазах трусихой, она гордо вскинула голову, вложила свою руку в замшевой перчатке в узкую с длинными пальцами ладонь молодого человека и спрыгнула с коня.
Девушка прошла к мольберту и остановилась, глядя на холст. У Лаврентия явно были способности: перспектива была схвачена верно, все детали картины были выписаны очень тщательно — шероховатость дубовой коры, блики на струях воды, стекающей по камням, даже тени, отбрасываемые дубами, были старательно воспроизведены, но картина не передавала всей прелести летнего утра, в ней не было ощущения волшебной красоты этого места. Долли подумала, что в ней нет жизни, но, не желая обижать художника, сказала:
— Вы написали всё очень похоже.
— Вы очень добры, Дарья Николаевна, но я сам знаю, что масло — не самая сильная моя сторона как художника, моя стихия — акварельные портреты цветов. Вы, наверное, ощущали, что у каждого цветка есть своя душа, и когда пишешь портреты цветов, то картина получается только тогда, когда уловишь душу.
Долли чувствовала себя неловко, но молодой человек улыбался так ласково, а его мысли были так интересны, что она постепенно расслабилась и, забыв об осторожности, вступила в разговор:
— Я никогда не думала о цветах с этой точки зрения, я просто их люблю, но теперь вы меня заставили посмотреть на цветы иначе, и я попробую увидеть в них душу.
— Я думаю, что у вас обязательно получится, — обнадежил ее художник, и глаза у него загорелись, — мне кажется, что душа каждого цветка имеет где-то половинку, я представляю себе, что это — девушка; очень интересно, почувствовав душу цветка, потом искать его вторую половинку в человеке.
— Я не понимаю, — удивилась Долли, мысль собеседника ей показалась странной, — зачем искать вторую половину, если цветок хорош сам по себе?
— Чем сложнее загадка, тем большее удовольствие приносит разгадка — вы разве не замечали?
— Я не очень люблю загадки, или просто никогда ими не интересовалась, — честно призналась княжна. Она почувствовала, что сейчас самое время уехать и, повернувшись, направилась к Лису, послушно стоящему на дороге.
— Сударыня, я чувствую, что так и не смог донести до вас свою мысль, мой язык слишком скуден. Но, может быть, вы согласитесь взглянуть на мои акварели? Я бы завтра привез их сюда, — молодой человек просил и смотрел так умоляюще, что Долли стало неудобно.
Ей показалось, что она была невежлива с художником, не сделавшим ей ничего плохого. Грубость была ей совершенно чужда, она не только никогда не обижала людей, а наоборот, всегда старалась сказать человеку доброе слово, поддержать делом, поэтому сейчас девушка смутилась. И хотя ей не хотелось продолжать знакомство, начавшееся с нарушением правил приличия, Долли решила исправить свою оплошность.
— Хорошо, я посмотрю ваши работы, — пообещала она, — привозите их завтра в это же время.
