Мэри Брэддон - Проигравший из-за любви

— У тебя есть дочь? — воскликнул доктор Олливент. — Значит, ты женат? — это было сказано так, как будто женитьба является одним из самых невероятных событий в жизни мужчины.

— Да, — ответил другой и глубоко вздохнул. — Я женился на прекраснейшей девушке в мире. Она работала в Гобарт-Тауне гувернанткой. Эта девушка была одиноким человеком и вряд ли у нее был хоть один друг в целом свете. Я встретил ее в одном из своих летних путешествий и полюбил сразу, как только увидел. Думаю, что та жизнь, которую я вел на ферме, — мойка овец по пояс в воде, езда на лошади по тридцать миль в поисках пропавших животных, все это может подготовить мужчину к такому внезапному повороту событий. В общем, как бы там ни было, я по уши влюбился в Мэри Гроувер. Я не находил себе места до тех пор, пока не сделал ей предложения. Сперва она отказала мне, но я еще больше полюбил ее за застенчивость и стал сильнее добиваться Мэри. Тогда она сказала мне так, как умела говорить только она одна, что не может выйти за меня замуж, поскольку думает, что не пара мне. Она сказала, что родом из плохой семьи. Правда, ее дедушка был джентльменом, но вот потомки его сильно опустились. Короче, она дала мне понять, что они были мерзавцами и что ее переезд в Австралию — это попытка уйти от образа жизни родных. Однако это не заставило меня поколебаться в моем решении ни на йоту, я ей так и сказал об этом. Я хотел жениться на ней, а не на ее семье, и мало-помалу я завоевал ее сердце. Она призналась, что неравнодушна ко мне, что я даже нравлюсь ей своей храбростью и силой, наконец, она сказала, что я дорог ей. Мэри говорила это так, как будто могла знать все это обо мне. Она призналась, что ей лучше вести уединенную жизнь со мной в Дауне, чем учить детей французской грамматике и таблице умножения в Гобарт-Тауне. После этого я был не намерен терять ни минуты и поэтому спустя три недели мы поженились, и я забрал мою милую жену к себе на ферму. У меня был там хороший деревянный дом с большой верандой вокруг него, все это было сделано Джеком Фергусоном — моим бывшим компаньоном, и я думал, что это то, что нам нужно. Только Бог знает, что произошло потом. То ли плохой климат, то ли уединенная жизнь, которая не слишком хорошо подходила для нее, но спустя два года после нашей женитьбы Мэри заболела и умерла, оставив мне нашу маленькую дочку.

— Вы должны были отправить Мэри домой, — сказал доктор Олливент.

— Именно это я и хотел сделать, но она не хотела даже говорить об этом. Она так огорчалась, когда я начинал заводить разговор. Мэри имела некоторые серьезные возражения по поводу ее переезда в Англию, и я не смел возражать ей. Если бы я только знал, что кончина так близка! Она ушла от меня так неожиданно, как цветок, который вы посадили вечером, а утром нашли увядшим.

Марк встал и начал ходить по комнате, глубоко погрузившись в воспоминания. Гуттберт пристально всматривался в него. Он понимал, что для этого человека жена была существом, которое он любил и о котором заботился.

— Я очень сочувствую тебе, Марк, — сказал доктор дружеским тоном, однако удивляясь тому, как такой взрослый мужчина может так сильно переживать потерю женщины. — Но ведь у тебя есть дочь, и тебе, наверное, с ней хорошо, — добавил Гуттберт Олливент. Это была всего лишь механическая попытка утешения, поскольку доктор не мог даже представить себе, что дочь может служить мужчине утешением.

— Она единственная радость в моей жизни, — ответил Марк воодушевленно, при этом его голос прозвучал очень странно по сравнению с бодрым голосом Олливента, которому был присущ музыкальный благородный баритон — одно из несомненных достоинств доктора.

— И ты смог расстаться с ней, — сказал доктор с некоторым удивлением. Он говорил о том, чего не было в его жизни — о мире любви и привязанности к близкому человеку; все, что знал доктор об этом мире, ограничивалось пересказами матери стихов Водворса.

— Мог ли я видеть, как она вянет и умирает подобно ее матери? Должно быть, во всем виноват климат, только сильный человек мог там выжить. Я не смел больше рисковать Флорой — чудное имя, не правда ли? Она должна была избежать участи матери. Я отправил ее домой с женой одного из фермеров, когда ей было всего два года. Женщина отвезла ее прямо в Эксетер, к моим родным. Когда Флоре было семь лет, моя мать умерла, и мой отец отправил девочку в пансион, находящийся рядом с Лондоном. Вскоре отец умер, и девочка осталась совсем одна среди незнакомых ей людей. Она, однако, казалась счастливой, по крайней мере, ее письма говорили мне об этом. О, эти слегка наивные детские письма!.. Так Флора и жила до тех пор, пока год назад я не приехал обратно в Англию и не снял Дом в Лондоне. Я и моя девочка поселились в нем, надеюсь, на всю оставшуюся жизнь. Кстати, ей исполнилось семнадцать лет прошлым апрелем.

Сказав это, Марк вздохнул.

— И ты, живя в Лондоне целый год, не смог зайти ко мне раньше сегодняшнего вечера? — спросил доктор обиженным тоном.

— Но ты ведь тоже не пытался найти меня в течение этих двадцати лет, — ответил Марк. — Хочешь, я скажу тебе, что привело меня к тебе сегодня вечером, Гуттберт? Это вряд ли польстит остаткам нашей мальчишеской дружбы, даже если бы таковые были! Я думаю, ты понял уже, что человек по природе своей эгоистичен. Меня привела к тебе твоя книга.

— Моя книга! Но я не писал ничего, кроме медицинских заметок.

— Совершенно верно. Как называется твоя книга? Мне кажется, что «Сердечные болезни». Еще задолго до того, как я оставил Австралию, у меня возникло ощущение, что не все здесь в порядке, — тут, он дотронулся до своей широкой груди, — малейший холм заставлял меня подолгу отдыхать. У меня странное сердцебиение, иногда странное чувство, что мое сердце не стучит вообще, бессонные ночи, слабость, короче, дюжина неприятных Симптомов. Обнаружив, что не могу ходить, как раньше, я начал ездить только на лошади. Однако это не решило проблемы. Я начал подозревать себя в капризности и нервозности, начал бороться со своими недугами.

— У тебя не было консультаций у врача?

— Врачей было не так много среди наших ферм. Кроме того, я навряд ли позволил бы незнакомцу осматривать себя. Я думал, что путешествие домой сделает меня здоровее, так оно и случилось. Но домашняя жизнь и эта дождливая погода разбили меня. Короче говоря, я заметил, что потихоньку подошел к концу своей жизни..

— И ты не был ни разу на приеме у врача в Англии?

— Нет. Я думаю, что та уединенная жизнь, которую я вел, может сделать человека диким. Я приобрел антипатию к незнакомцам. Однажды, читая «Таймс», я увидел твое имя в заголовке статьи. Я вспомнил, что твой отец был врачом, и подумал, что могу зайти к тебе, если доктор Олливент, проживающий по Вимпоул-стрит, — тот самый мой приятель, которого я защищал от побоев в Хиллерсли.