Лиза Клейпас - Люби меня в полдень

Многие семьи горюют о жизнях, которые я отнял. Сыновья, братья, отцы. Я уже заработал место в аду за то, что совершил, а ведь война только началась. Я меняюсь — и не к лучшему. Человек, которого вы знали, ушёл безвозвратно, и, боюсь, вам не понравится тот, кто пришёл ему на смену.

Запах смерти, Прю… он всюду.

Поле битвы усеяно кусками тел, одежды, обуви. Представьте взрыв, который может оторвать подошвы ботинок. Говорят, что после сражения дикие цветы в изобилии растут на следующий год — почва так сбивается и перемешивается, что это дает новым семенам возможность пустить корни. Я хочу горевать, но в душе не осталось места. И времени. Мне нужно что-то чувствовать.

Неужели где-то на земле  есть ещё мирное место? Пожалуйста, напишите мне. Расскажите о своём рукоделии, над которым работаете, или о вашей любимой песне. Идёт ли в Стоуни-Кросс дождь? У листьев начал меняться цвет?

Ваш

К тому времени, как Беатрис закончила читать письмо, она знала, что за чувство заставляло сжиматься её сердце — неожиданное сострадание.

Казалось невозможным, что такое письмо пришло от высокомерного всезнайки Кристофера Фелана. Оно вообще было не таким, как она ожидала. Там была уязвимость, молчаливая потребность в утешении, которые тронули её.

— Ты должна написать ему, Прю, — сказала она, складывая письмо с гораздо большей заботой, чем она раньше с ним обращалась.

— Я не буду. Это поощрит его на ещё большие жалобы. Я не отвечу, и, возможно, это побудит его написать что-то более весёлое в следующий раз.

Беатрис нахмурилась.

— Как ты знаешь, я не слишком симпатизирую капитану Фелану, но после этого письма… он заслуживает твоего сочувствия, Прю. Просто напиши ему несколько строчек. Несколько слов ободрения. Это не займет много времени. И о собаке — у меня есть несколько советов, которые могли бы помочь…

— Я не буду писать об этой гадкой собаке, — Пруденс нетерпеливо вздохнула. — Сама напиши ему.

— Я? Но он не хочет получать известия от меня. Он считает меня странной.

— Ничего удивительного. После того как ты принесла Медузу на пикник…

— Она — очень хорошая ежиха, — защищаясь, сказала Беатрис.

— Джентльмен, чью руку она исколола, похоже так не думал.

— Это всё из-за того, что он неправильно с ней обращался. Чтобы поднять ежа, нужно поместить свои пальцы ниже…

— Не рассказывай мне — я никогда не буду этого делать. Что же касается капитана Фелана… если считаешь, что очень нужно посочувствовать, то напиши ему и подпишись моим именем.

— Разве он не обратит внимания на другой почерк?

— Нет, я ещё не писала ему.

— Но он не мой поклонник, — сопротивлялась Беатрис, — я ничего о нём не знаю.

— На самом деле ты знаешь столько же, сколько и я. Ты знакома с его семьей и очень близка с его невесткой. И я не сказала бы, что капитан Фелан мой поклонник. По крайней мере,  единственный. Я не буду давать ему надежды на брак, пока он не вернётся с войны в целости и невредимости. Я не хочу ухаживать за мужем в инвалидном кресле до конца моих дней.

— Прю, это мелко.

Пруденс усмехнулась.

— Зато честно.

Беатрис посмотрела на неё с сомнением:

— Ты на самом деле хочешь доверить написание любовного послания подруге?

Пруденс отмахнулась:

— Не любовного послания. Никакой любви не было в его письме ко мне. Просто напиши ему что-то весёлое и ободряющее.

Беатрис спрятала письмо в карман своего платья. В глубине души она спорила с собой, понимая, что никогда не может хорошо закончиться то, что делается исходя из добрых намерений, но сомнительно с точки зрения нравственности. С другой стороны… она не могла избавиться от вставшей перед глазами картины: опустошённый солдат в спешке пишет послание в полевой палатке, а его руки покрыты мозолями после рытья могил своим товарищам. И несчастная скулящая собака в углу.

Она чувствовала себя совершенно не готовой писать ему. И, как она подозревала, Пруденс тоже.

Беатрис попыталась вообразить, каково это для Кристофера, оставившего привилегированную жизнь,  оказаться в мире, где ему угрожала опасность день за днём. Минута за минутой. Невозможно представить искушённого красавца Кристофера Фелана, борющегося с опасностью и трудностями. И голодом. И одиночеством.

Беатрис задумчиво уставилась на подругу, их пристальные взгляды встретились в зеркале:

— Какая твоя любимая песня, Прю?

— У меня их много. Напиши ему о своей.

— Мы посвятим в это Одри? — спросила Беатрис, имея в виду невестку Фелана.

— Конечно, нет. У Одри проблемы с честностью. Она бы не отправила письмо, если бы знала, что его написала не я.

Беатрис издала звук, похожий то ли на смех, то ли на стон.

— Я бы не назвала это проблемой с честностью. О, Прю, пожалуйста, передумай и напиши ему. Всё было бы намного легче.

Но Пруденс, когда на неё давили, становилась невероятно упрямой, и эта ситуация не стала исключением.

— Легче для всех, но не для меня, — едко заявила она. — Я убеждена, что не знаю, как ответить на такое письмо. Наверняка, он уже и забыл, что написал.

Переключив свое внимание снова на зеркало, она стала наносить розовый бальзам на губы.

Пруденс была очень красива с её лицом в форме сердечка, изящно очерченными бровями над большими зелёными глазами. Но как мало отражалось на её лице. Невозможно было понять, что на самом деле Пруденс чувствовала к Кристоферу Фелану. Одна вещь была, безусловно, неопровержимой: лучше написать, невзирая на неправильность происходящего, чем отказать в ответе. Потому что иногда молчание может ранить так же сильно, как пуля.

Позже, в своей комнате в Рэмси-Хаусе, Беатрис села за стол и опустила перо в чернильницу с тёмно-синими чернилами. Трёхногая серая кошка по имени Лаки бездельничала на углу стола, настороженно наблюдая за ней. Любимая ежиха Беатрис, Медуза, заняла другую сторону стола. Лаки, будучи врождённо разумным существом, никогда не беспокоила маленький колючий комочек.

Перечитав письмо Фелана, Беатрис написала:

Капитану Кристоферу Фелану

1-ый батальон стрелковой бригады

2-ое подразделение, Крым

17 октября 1854 года

Помедлив, Беатрис потянулась, чтобы погладить оставшуюся переднюю лапку Лаки кончиком пальца.

— Как начала бы письмо Прю? — вслух поинтересовалась она. — Она назвала бы его любимым? Самым дорогим? — она сморщила нос от такой идеи.