Сара Маклейн - Манящая тайна
В этой комнате, отделенной от общих помещений, было темно и тихо. Но Темпл прекрасно знал, что в зале у ринга большинство зрителей кинулись за своим выигрышем, а несколько человек помогали проигравшему подняться и звали хирурга, чтобы тот перевязал сломанные ребра и обработал ушибы. Он швырнул полоски ткани на пол, в темноте потянулся к ближайшей лампе и безошибочно зажег ее. Комната осветилась, и стал виден низкий дубовый стол, почти пустой, за исключением аккуратной стопки бумаг и резной шкатулки черного дерева.
Темпл стал разматывать повязку на другой руке, не отводя взгляда от бумаг, теперь уже не нужных. Совершенно не нужных.
Швырнув и вторую полоску на пол, Темпл пересек почти пустую комнату, взялся за кожаный ремень, приделанный к потолку, и повис на нем всем своим весом, растягивая мышцы рук, плеч и спины. В эту минуту во вторую дверь, находившуюся в дальнем конце комнаты, негромко постучали.
— Входи, — сказал Темпл, даже не обернувшись.
Дверь открылась и тут же закрылась.
— Еще один пал.
— Как всегда. — Темпл закончил растягиваться и повернулся.
Чейз, основатель «Падшего ангела», пересек комнату и сел на низкий деревянный стул.
— Хороший был бой.
— Разве? — Теперь все бои казались Темплу одинаковыми.
— Поразительно, что они по-прежнему думают, будто могут тебя победить, — сказал Чейз, откинувшись назад и вытянув перед собой длинные ноги. — Вроде пора бы уже понять, что это невозможно.
Темпл налил себе воды из графина.
— Очень трудно отказаться от надежды. Даже если это очень слабая надежда.
Как человек, так и не получивший шанса на надежду, Темпл знал это лучше других.
— Ты сломал Монтлейку три ребра.
Темпл с жадностью приложился к стакану, и по его подбородку потекла вода. Утолив жажду, он сказал:
— Ребра срастаются.
Чейз кивнул и, поерзав на стуле, осмотрелся.
— Знаешь, твой спартанский образ жизни — не самый удобный.
Темпл поставил стакан на стол.
— Тебя никто не просит тут засиживаться. Наверху у вас наверняка полно велюровых подушечек.
Чейз улыбнулся, смахнул с брюк кусочек корпии, затем положил на стол, рядом со стопкой документов, еще один лист бумаги — список вызовов на завтрашний и послезавтрашний вечера. Никогда не заканчивающийся список неудачников, желающих подраться за свое состояние.
Темпл негромко вздохнул. Ему не хотелось думать о следующем бое. Думалось только о горячей воде и мягкой постели. Он дернул шнур звонка, требуя наполнить ванну. Затем взглянул на бумагу, лежавшую достаточно близко, чтобы увидеть с полдюжины имен, но слишком далеко, чтобы прочитать их.
— Лоув снова тебя вызывает, — сказал Чейз.
Что ж, этого следовало ожидать — Кристофер Лоув уже двенадцать раз бросал ему вызов.
— Нет. — Темпл покачал головой. Тот же ответ он давал предыдущие одиннадцать раз. — И тебе не следовало бы приносить это сюда.
— Почему? Разве мальчику нельзя дать такой же шанс, что и всем прочим?
Темпл посмотрел другу прямо в глаза:
— Ты кровожадный ублюдок.
Чейз рассмеялся:
— К великому сожалению моих родственников, я не ублюдок, а вполне законнорожденный.
— Но кровожадный.
— Просто люблю жаркие бои. — Чейз пожал плечами. — Ведь Лоув потерял тысячи.
— Да мне плевать, даже если он потерял драгоценности из королевской казны. Я с ним драться не буду.
— Темпл…
— Нет, послушай меня. Так вот, когда мы договаривались и когда я согласился присоединиться к «Ангелу», мы решили, что бои — мое личное дело. Ведь так?
Чейз медлил с ответом, а Темпл повторил:
— Ведь так?
— Да.
— И я решил, что не буду драться с Лоувом. — Темпл помолчал и добавил: — Он ведь даже не член клуба.
— Зато он член «Рыцаря». Теперь им предоставляются те же права, что и любому члену «Ангела».
— Да будь оно все проклято, — проворчал Темпл. — Если бы не Кросс и его идиотские решения…
— У него были на то причины, — перебил Чейз.
— Да избавит нас Господь от влюбленных мужчин!
— Вот-вот, — закивал Чейз. — Тем не менее у нас появился еще один игорный ад, а Лоув ему задолжал. И он имеет право на матч, если просит об этом.
— Каким образом этот мальчишка проиграл тысячи? — осведомился Темпл, с отвращением слыша в своем голосе досаду. — Ведь все, к чему прикасался его отец, превращалось в золото!
«Именно поэтому сестра Лоува казалась такой привлекательной невестой».
Омерзительная мысль! А также воспоминания, явившиеся вместе с ней.
Чейз пожал плечами.
— Удача отворачивается быстро. — Это и была та истина, на которой все они наживались.
Темпл выругался и заявил:
— Я не буду с ним драться. Избавьтесь от него.
Глядя ему в глаза, Чейз тихо сказал:
— Нет никаких доказательств, что ты ее убил.
— И нет никаких доказательств, что я этого не сделал, — с невозмутимым видом ответил Темпл.
— Могу держать пари на все, что у меня есть, — ты этого не делал.
— Но ты же не знаешь правды… — Темпл и сам ее не знал.
— Зато я знаю тебя, — сказал Чейз.
Нет, никто его не знал по-настоящему.
— Я уже говорил, что не буду с ним драться. И я не желаю говорить об этом снова и снова. А если хочешь, чтобы мальчишка подрался, — дерись с ним сам.
Он ждал возражений Чейза, но не дождался.
— Что ж, Лондону это понравится. — Основатель «Ангела» встал, взял со стола список следующих матчей и стопку бумаг, лежавшую там еще до боя. — Отнести это для записи в бухгалтерские книги?
Темпл покачал головой:
— Нет, я сам этим займусь.
Чейз поморщился и пробормотал:
— Зачем тебе вообще понадобились эти документы?
Темпл взял у друга бумаги, где четким почерком были перечислены долги Монтлейка. Сотня фунтов здесь, тысяча там, дюжина акров земли. И еще сто акров, также дом, лошади, карета…
Пожав плечами, Темпл проговорил:
— Он ведь мог победить.
Чейз приподнял светлые брови.
— Мог?
— Да, мог, но не победил. — Темпл положил отчет на обшарпанный дубовый стол. — На эти бои они ставят все. Даже я не могу не признать значительность их потерь.
— И все-таки ты побеждаешь.
Да, конечно. Но он хорошо понимал тех, кто потерял все. Понимал, каково это, когда жизнь переворачивается в одно мгновение только из-за того, что ты сделал неверный выбор. Переворачивается из-за поступка, который не следовало совершать.
Хотя, конечно, имелись различия. Люди, выходившие на ринг, помнили, как делали свой выбор. А он, Темпл, не помнил. Впрочем, это не имело никакого значения.