Бертрис Смолл - Залог страсти
Сначала Мария Гиз потеряла дар речи. Потом, быстро придя в себя, окинула его проницательным взглядом.
– Но что вы за это потребуете, милорд? Ваше предложение более чем великодушно, но вы говорите со мной, как бретонский рыбак, торгующийся с покупательницей на причале. Что вы попросите взамен?
Мимолетная улыбка осветила его красивое лицо, но тут же исчезла.
– Я хочу, чтобы Дун имел статус графства, – откровенно ответил он.
– Вы многого просите у ее величества, – взорвался возмущенный священник.
Но Мария Гиз рассмеялась, ибо полностью понимала, чего требует молодой человек.
– Нет, отец Мишель, лэрд фактически ничего не просит. Ему не нужны земли, ибо они у него есть. Ему не нужна высокая должность. Он предпочитает безвестность. Золота у него много, иначе не предлагал бы того, что имеет. Он хочет получить титул, чтобы передать своим наследникам и потомкам. Это не что иное, как клочок пергамента и печать.
Она воззрилась на Ангуса Фергюссона.
– Это дорого вам обойдется, милорд. Содержать двор королевы, пусть и маленький, не может обойтись дешево. Помните, что моя дочь будет править двумя великими государствами. Она должна жить так, как подобает ее высокому положению.
– Так и будет, – пообещал лэрд. – Она будет жить, как королева. И пусть за это будут ответственны французский король и влиятельный шотландский лорд. Если вы окажете мне эту великую честь, мадам, я с радостью ее приму. И взамен прошу одного – графский титул. И, возможно, вашего разрешения построить замок, маленький, конечно.
Глаза вдовствующей королевы весело блеснули.
– Почему, милорд, я подозреваю, что этот замок, маленький замок, уже существует?
Он типично французским жестом пожал плечами и улыбнулся:
– Это всего лишь очень большой дом, хотя некоторые считают иначе. Поэтому я прошу вашего разрешения иметь замок. Никто не скажет, что я нарушаю закон. Мы, Фергюссоны из Дуна, не любим привлекать к себе внимание.
– Но разве ваше внезапное превращение в графа Дун не вызовет вопросов у окружающих? – спросила вдовствующая королева.
– Нет, если все поверят, что вы желаете уравновесить силы среди других западных семейств и поэтому возвышаете Фергюссонов, – умно ответил он. – Есть те, кто принимал ваши милости и отплатил неблагодарностью, но вы по-прежнему добры.
Оба знали, что он говорит о Патрике Хепберне, графе Босуэлле, который и устроил эту аудиенцию. Все знали, что хотя прекрасный граф, как его называют, любил вдову Якова V, все же он не всегда был ей верен. Но он был очень обаятельным человеком, и Мария Гиз питала к нему слабость. Однако никогда не позволяла слабостям взять верх над здравым смыслом.
– Вы очень умны, милорд Дун, – заметила она, возвращаясь к теме разговора. – Да, многим понравится, что я пытаюсь уменьшить влияние Хепбернов на западе. И ваше предложение помочь моей дочери, пока она не выйдет замуж, невероятно великодушно. Это более чем стоит графского титула. Но помните, что ей всего пять лет. Пройдет не менее десяти лет, прежде чем состоится свадьба. Кошелек Шотландии никак не назовешь тяжелым. Ваше предложение – дар божий и его благословенной матери, в честь которой названа моя дочь, не так ли, отец Мишель?
Практичная натура Марии Гиз, как всегда, взяла верх.
– Кто может удостоверить величину вашего богатства, милорд? Не хочу оскорбить вас, но мы обсуждаем слишком важное дело.
– Дом Киры, мадам. Их люди работают здесь, в Стерлинге, Перте, Абердине и Эдинбурге.
– Пошлите кого-нибудь справиться, и без лишней огласки, – велела Мария Гиз, после чего повернулась к Ангусу Фергюссону.
– Я принимаю ваше предложение, милорд. Если ваши слова окажутся правдивыми и Кира уверят меня в вашей кредитоспособности, документы, удостоверяющие ваш титул, будут посланы в Дун и об этом будет объявлено по всей границе. После этого вы дадите указания своим банкирам. Подходит ли это вам, милорд?
– На документах должна стоять печать королевы, а также ваша, – потребовал лэрд. – А объявления должны быть повешены на Меркат-кросс[1] в Эдинбурге.
– Будьте уверены, что я так и сделаю. Все будет официально, – пообещала она, после чего встала и снова протянула ему руку.
Лэрд взял ее и поцеловал, понимая, что аудиенция окончилась.
– Я буду молиться за благополучное путешествие королевы, – сказал он. Попятился из комнаты и закрыл за собой дверь.
– Очень смелый человек, как, впрочем, многие из приграничных лордов, – заметила вдовствующая королева. – Женщина, которая выйдет за него, должна быть очень сильной.
Но пока что Ангус не думал о женитьбе. К концу августа, когда маленькая королева отплыла к берегам Франции, он получил титул графа и на некоторое время привлек интерес и вызвал зависть соседей. Но когда пошли сплетни о том, что его титул уравновесил власть Хепбернов, все долго смеялись. Фергюссоны из Дуна не были ровней графам Босуэллам.
Как и надеялся Ангус, небольшой фурор вскоре затих, потому что главным сейчас было выживание. Приграничные войны закончились. Генрих VIII умер и был похоронен. Его сын Эдуард VI был коронован. И хотя лорд-протектор Сеймур мечтал следовать политике покойного короля в отношении Шотландии, отъезд Марии во Францию свел на нет все усилия.
Молодой король умер за два месяца до своего шестнадцатого дня рождения. За этим последовали девять коротких дней правления его кузины леди Джин Грей, поскольку протестанты пытались помешать Марии Тюдор унаследовать трон. Мария выиграла битву, но через пять с половиной лет тоже умерла, оставив английский трон двадцатипятилетней рыжеволосой дочери Генриха VIII и Анны Болейн Елизавете Тюдор.
Первые годы правления Елизавета старалась укрепить свое положение на троне и приобрести союзников, а также избегать возможных женихов. Ее единственный интерес к бедной, лежавшей на севере стране заключался в том, что ее молодая королева, которой предстоит стать королевой Франции, теперь именует себя королевой Шотландии и Англии. Мария основывала свои претензии на том, что ее бабушка Маргарита, жена Якова IV, была родной сестрой Генриха VIII. А Елизавета – твердила она – просто бастард Генриха от потаскухи Болейн. Того обстоятельства, что англиканская церковь дала Генриху первый развод, что Анну короновали, не существовало для молодой девушки, живущей во Франции и повторявшей, как попугай, все, что говорили ей французские родственники.
Но потом Англия потеряла прежнее значение для Марии, потому что ее свекор, Генрих II, был случайно убит на турнире. Мария и ее молодой муж Франциск внезапно оказались на троне Франции, а Англия и Шотландия отошли на второй план.
