Клод Фаррер - Барышня Дакс
Священник сурово выпрямился.
– Вот в чем грех! – сказал он. – Алиса, дьявол еще раз искушает вас. В ваших глазах светится внушенное им желание некоего языческого счастья. Вы почитаете возможной жизнь в холе и неге, жизнь в ласке и баловстве, жизнь, в течение которой ваш муж, позабыв свой христианский долг быть вашим опекуном и вести вас к спасению, только и будет думать о том, чтоб стоять на коленях у ваших ног. Так вот! Нет, такой жизни быть не может, оттого что такая жизнь запрещена Господом Богом.
В прежнее время Алиса Дакс, наверное, преклонила бы голову. Но времена переменились, переменились больше, быть может, чем она сама могла вообразить.
– Отец мой, – был дерзкий ответ, – отец мой, вполне ли вы уверены? Я видела людей, которые жили, сильно любя друг друга, которые жили только затем, чтоб любить друг друга. И я уверена, что эти люди не оскорбляли Господа Бога.
Внезапно разгневавшись, отец Бюир положил правую руку на свой часослов.
– Фарисеи казались белее снега, и все же Господь проклял их оттого, что их лицемерная белизна прикрывала мерзость порока. Те, которые не живут согласно закону Божьему, оскорбляют Его, и их так называемые земные добродетели только горсточка белой пыли. Царствие небесное не для них!
Барышня Дакс как бы во сне повторила про себя:
– Царствие небесное…
– И даже здесь, на земле, – продолжал авторитетно духовник, – нет счастья, ниже не от Господа. Все лживые радости, которые идут не от Него, отравлены грехом. Эти радости подобны плодам, слишком рано упавшим с дерева: они кажутся румяными и прелестными, но откройте их: их гложет отвратительный червь.
Он остановился и проницательно посмотрел на кающуюся.
– Вы видели? Вы плохо видели! Дьявол ослепил вас! И очаровав вас лживыми радостями, которыми он всегда оделяет своих клевретов, он скрыл от вас истинную радость послушания Господу. Господь повелел вам, дочь моя, быть доброй супругой, смиренной и внимательной, без гордыни и без пустых мечтаний. Послушайтесь, и вы будете счастливы, счастливы даже на этой земле, оттого что исполнение долга уже в самом себе несет награду.
Он говорил вещи, лишенные оригинальности, но он говорил их очень убедительно; и барышня Дакс, потрясенная этим голосом, который руководил ею в течение всей ее юности, начинала терять собственную волю.
– Земное счастье вы обретете в спокойствии вашего домашнего очага, в достойности вашей жизни, во всеобщем уважении. Или вы полагаете, что мало быть честной женщиной и видеть не только благоволение Господне, но и уважение людей? И ваш муж первым будет гордиться вашими добродетелями, будет относиться к вам с почтением и будет просить совета у вашей мудрости. Ваши дети внесут радость в ваш дом, и вы будете счастливы тем, что вы более нежны и более терпеливы к вашим детям, чем ваши родители были к вам. И, наконец, придет старость, и вы спокойно встретите ее, оттого что она не внесет слишком больших изменений в вашу христианскую и чистую жизнь. А когда ваш долг будет свершен, когда вы будете ветхи деньми и когда Господь призовет вас к себе, вам неведомы будут ни ужасные сожаления, ни страхи тех, которые жили по желанию плоти: но вы уснете радостно Божьим сном.
Побежденная барышня Дакс очень долго сидела неподвижно и молчала. Наконец она встала, все еще молча отправилась в угол за маленьким соломенным аналоем, подтащила его к духовнику и стала на колени.
– Хорошо! – сказал священник. – Теперь мы уничтожим эти плевелы. Начинайте! Говорите: «Confiteor…»[19]
V
«Холостая дача» доктора Баррье оказалась славным домиком, стоящим в глубине довольно большого сада.
Лион – город суровый, и он не допускает, чтоб молодежь проказничала на людях. Городские предместья более скромны, и там удобнее куролесить. И доктор Баррье, который очень заботился о том, чтобы не шокировать добрые нравы, выбрал для своей холостой квартиры самый уединенный уголок прелестного селения Экюлли, любимого местопребывания лионской буржуазии в летние воскресенья.
Неоднократно домик давал приют веселым гостям и еще более веселым гостьям. Тем не менее ничто не говорило об этом скандальном прошлом, и столовая, обитая кретоном в цветочек, казалась предназначенной специально для приема невесты.
Завтрак был окончен. Положив локти на стол, господин Дакс смаковал старое бургундское, которое ему только что поднесли.
– Подарок больного, – заметил доктор не без фатовства.
– Вам, врачам, везет, – не преминула заметить госпожа Дакс.
Завтрак был как нельзя более дружественным. Стояла прекрасная погода. «Дурная пора», которой так боялись, еще не наступила. Октябрь походил на июнь, и летнее солнце, немного потускневшее от первых туманов, продолжало светить.
Барышня Дакс с самого утра старалась не казаться ни рассеянной, ни мрачной, ни задумчивой. И ей, без сомнения, это удавалось больше обычного, так что госпожа Дакс, все время державшаяся настороже, ни разу не нашла случая сделать ей замечание.
– Тесть, – предложил господин Баррье, – вы не осмотрели еще всего владения, и я вас от этого не освобождаю. Допивайте ваше вино и идемте! Я покажу вам весь дом и весь сад, и тогда вы скажете мне, удобно ли будет здесь мадемуазель Алисе в следующем году в жаркую пору.
Господин Дакс благосклонно посетил кухню и службы в первом этаже, три комнаты и пышную ванную во втором. Госпожа Дакс неумеренно восхваляла изящество обстановки, стиль модерн и вкус, с которым были подобраны картины, развешенные по стенам.
– Когда я купил дачу, – объяснил не без гордости доктор Баррье, – все это было оборудовано самым бессмысленным образом. Прежний владелец, фермер, сначала жил в своем доме, потом сдавал его, а жилец, настоящий маньяк, оставил все на месте: старые дубовые лари, квадратный стол, испорченные часы с кукушкой, хлебную квашню! Можно было вообразить, что находишься у крестьян. Вы, конечно, понимаете, что я навел надлежащий порядок и отправил весь старый хлам на аукцион. Нашлись дураки, которые дали за него хорошую цену!
Спустившись с лестницы, господин Дакс остановился в нерешительности на пороге двери в сад. Сад был огромным. Перед дверью находилась большая клумба с кустами роз, а дальше залитая солнцем лужайка крутым подъемом шла к группе серебристых тополей и лип, заграждавших горизонт.
– Вы накормили нас слишком сытным завтраком, Баррье. Меня вовсе не привлекает эта крутая дорога. Кроме того, и отсюда все хорошо видно. Что там, за этими деревьями?
– Ничего особенного: место для игры в шары и стена. Роща не велика.
– В таком случае и не стоит взбираться туда. Останемся здесь, в тени.
