Анита Фрэй - Монахиня Адель из Ада
Старик махнул рукой.
— И то правда: нам он никакой не барин! Мы с тобою вольные казаки, а не крепостные…
Несмотря на контузию, Михаил Репкин обладал невероятной силой. Ухватившись за медные скобы, он легко поволок неподъёмный ящик по жёлто-зелёной траве — прямо к избе. Пётр разинул рот от удивления. Они с Фросенькой тащили эту тяжесть от избы к стогу целый час…
Раздумья молодого барина были прерваны всё тем же девичьим голоском.
— Вы ненавидите сусликов? Таких маленьких и беззащитных?! Что, если я вас за это застрелю?
Фросенька нацелила двуствольное ружьё прямо в лоб белобрысому насмешнику.
— Не застрелишь!
— Почему?
— Потому что ты меня любишь, ты без ума от меня…
— Тогда позвольте поцеловать вашу нежную ручку, барин… — кокетливо сказала Фросенька, явно напрашиваясь на большее. Зря, что ли, она, прямо с самого утра, насмотрелась трофейных французских журналов. Говорят, в Париже девственность уже не в моде.
В это время к казацкой избе, чуть раньше хозяина, подошёл гость. Одетый по-военному, но росточком совсем кроха. Однако с орденами!
Во дворе залаяла сторожевая псина.
Фросенькин отец бросил сундук, подбежал к коротышке.
— Кого-то ищете?
— Ищу! — ответил незнакомец. — Тут живёт герой войны с Наполеоном Михаил Репкин?
— Угадали! Именно тут он живёт, в этой избе, так что… заходите, коли воля ваша!
— Благодарю! Позвольте представиться: штабс-капитан Фёдор Заступников, много воевавший, а ныне проживающий в Санкт-Петербурге…
Приятная беседа двух вояк была слышна только им двоим. Фросенька, наблюдавшая издали, продолжала удивляться:
— Странно, почему Полканиха вдруг разлаялась… Она редко злится…
— Жениха ей надо, как и тебе, — ответил Пётр. — Айда на сеновал! На чердак! Пока твой отец будет занимать коротышку рассказами о Париже и слушать его болтовню, мы ему внуков наделаем!
Фросеньку эти слова покоробили. Ещё возомнит барин, что с ней легко договариваться, и передумает флиртовать. А молодой казачке не терпелось избавиться от невинности. По слухам, во Франции девственность давно уже не в моде.
— Только вы меня там не трогайте, лады?
Взгляд плутовки говорил обратное.
— Лады! Не трону даже пальцем! — весело ответил Пётр, протягивая руку.
Фросеньке ответ жутко понравился. Она даже ощутила сладость внизу живота. Скорей бы вылезти на сеновал и начать целоваться. Не до ужина теперь, пожалуй. Она сняла с головы барина картуз, надела себе. Фуражка пахла восхитительно.
— Пойдёмте, только тихо, — сказала девушка, указав глазами на чердачное окно, где стоял свежий букет цветов.
— Понял, — снова весело ответил барин. — Всё понял…
Пройдя через калитку, оба пригнулись и, прячась за высокими кустами шиповника, направились к стремянке, ведшей на чердак.
С чердака и вправду каждое слово было слыхать.
— У меня сегодня угощений тьма, словно знал, что гости будут, — суетился Репкин, усаживая капитана на самый крепкий табурет.
— Ну, уж и гости! — деланно смутился орденоносец.
Михал Михалыч вдруг кое-что вспомнил.
— Фу ты, неприятность! Мясного ничего нет!
Он кинулся к двери.
— Пойду во двор, зарежу курочку, последнюю не пожалею!
Фросенька мгновенно очутилась на грани слёз.
— Хохлатку будет резать, мою лучшую подругу…
Со двора донеслось громкое кудахтанье. Фросенька взрыднула, а Пётр Сергеевич поморщился. Вспомнил, как нянька резала кур и тут же ощипывала — прямо у него на глазах. Когда он был ещё совсем крохой! Гадкое зрелище.
К счастью, пытка была недолгой. Кудахтанье стихло, и в горницу, победно улыбаясь, вошёл хозяин дома, держа на вытянутых руках чугунную посудину, из которой торчали куриные лапы.
Определив казанок в печь, есаул шагнул к буфету.
— А сейчас — по рюмочке наливочки! — с этими словами он достал из кармана холщовых штанов маленький ключик, начал отмыкать резную дверцу.
Гость оказался шибко разговорчивым и юрким. Но лицо почему-то делал кислое.
— Вот смотрю я на эту курицу и… завидую! — сказал он, кивнув на стоящий в печи котёл.
— Что так? — удивился Репкин.
— Она хотя бы знает, что померла. А вот я — ни дать, ни взять живой труп. После войны болтаюсь в столице как неприкаянный, жуть как тошно, не люблю бездельничать. Наверное, займусь делами ветеранов. Собственно, для этой цели и пожаловал к вам…
— А откуда вам про меня известно, если не секрет? — ещё больше удивился старый казак.
— Почему же секрет? Никакого секрета нету! Вот уже год как разыскиваю я сослуживцев — и тех, с кем бок о бок воевал, и тех, с кем даже не знаком, всё едино. Много денег я в столице заработал, помогать хочу ветеранам, сколько смогу. К вам заглянул случайно, по совету старого извозчика: зайдите, говорит, к Михалычу-казаку, он всю Европу обскакал, многих знатных военных знать должен…
Репкин смутился.
— Здесь я многих военных знаю, это правда… Вот, помещик есть, Болотников Сергей Петрович, молодцеватый барин, ещё не старый, он тоже воевал… Он-то и поможет мне найти всех остальных, а вас, Михал Михалыч, утомлять уж более не решусь…
Старик приложил руку к сердцу.
— Не утомили вы меня, а порадовали своим визитом. Если согласитесь ночевать остаться, познакомлю вас с моей дочерью…
Коротышка тоже взялся за сердце.
— Что вы говорите? У вас дочь есть? И, может быть, красавица? Не её ли, часом я видел, беседующим с красивым белокурым юношей?
Репкин расцвёл.
— Тот юноша ей не пара, он помещицкий сынок, аккурат болотниковский отпрыск… Будущий граф!
— Почему будущий?
— Не знаю, так он говорит, мол, хочу графом стать и стану, хотя отец его простой помещик. Мечтает о столичной жизни.
Капитан важно кивнул:
— Понимаю. Что касаемо столичных дел, просите, не стесняйтесь, выведу и дочку вашу в люди, пристрою в Смольный. Расшибусь, а пристрою!
Старик опешил.
— Так она ж неграмотная у меня!
— А там грамота почти никакая не нужна!
— Да вы что?!
— Говорю вам: Смольный уже давно не тот, что при матушке Екатерине. Раньше там домашних квочек готовили, а теперь — боевых фрейлин, умеющих маршировать, на коне скакать, а язык — на замке держать. Устал царский двор от стареющих сплетниц…
Дальнейшая беседа протекала вельми интересно. Но у Фросеньки на ту ночь были совсем другие планы. У Петра Сергеевича тоже. Хотя он мог и другую красавицу найти, и очень даже просто, но… Раз казачка намекала, что ещё дева, надо было ей помочь.
